Хам и хамелеоны. Том 1 - [12]

— Господи, какой же ты стал взрослый, Ваня! — вздохнула Нина. — И как возмужал в заграницах… — Отстранившись от него, она тихо сказала: — Пожалуйста, прими мои соболезнования…

В глубине квартиры возник Николай с неизменной сигарой в руке. Без лишних слов он сгреб брата в свои медвежьи объятия. Здесь, на своей территории, он чувствовал себя уверенно и свободно — тульские скованность, недовольство и брюзгливость исчезли, сменившись барским благодушием.

— Ну, Ваня, держись! Это ж надо такому случиться! Думал, никогда не увижу младшего брата у себя дома… — Николай широко улыбался. — Ты проходи… Мы ждем тебя целый час…

Иван объяснил причину задержки: буквально у него на глазах случилась авария, недалеко от Солянки, возле Астаховского моста, на повороте к набережной на полном ходу перевернулся черный «мерседес», по инерции автомобиль проволокло вверх колесами, был сбит прохожий, и таксисту потом долго пришлось лавировать в мгновенно образовавшейся толчее бешено сигналивших машин.

— Да здесь каждый день кто-нибудь бьется, место такое… бойкое! — хохотнул Николай и ободряюще хлопнул брата по плечу. — Привыкай!

Оставив вещи Ивана в коридоре, братья в сопровождении Нины вошли в просторную гостиную. Комнату заливал яркий свет от высокой люстры. На массивном кожаном диване цвета топленого молока сидел с журналом в руках незнакомец в белой рубашке и галстуке. Он с живостью поднялся.

Николай представил брату своего гостя, американца венгерского происхождения Ласло Грабе. Вместе с ним Николай вернулся из Америки. Лет тридцати пяти, темноволосый, загорелый и чисто выбритый, американец, улыбаясь, протянул Ивану руку:

— How do you do! Nice to meet you![1]

Николай скороговоркой объяснил, что Грабе по-русски не говорит вообще.

— Ни бум-бум… — с ухмылкой добавил он.

Словно подтверждая это мнение, американец непонимающе покачал головой и улыбнулся еще шире.

— Мы тут с Ласло не дождались тебя… — повинился Николай. — Так что, признавайся, что пить будешь… Виски? Коньяку рюмашку? А может, водки сразу? — Николай подошел к стоявшему перед диваном стеклянному столику, в два этажа уставленному выпивкой…

Ивану с дороги хотелось пить, и он попросил воды. Домработница чуть ли не бегом принесла ему бутылку «эвьяна», наполнила большой стакан. Опустошив его, Иван спросил, где может вымыть руки.

— За мной! — весело скомандовал брат. — А может, тебе сразу комнату твою показать?.. Переоденешься…

— How long since your last visit to Moscow?[2] — вежливо поинтересовался американец, когда Иван вернулся ко всем в гостиную.

Поймав себя на мысли, что английский язык в Москве звучит как-то слишком правильно, как у дикторов радио, Иван ответил, что дома в России он давно не был, Лондон всех приковывал к себе какими-то невидимыми цепями, и зачем-то добавил, что приезжал в Москву гораздо реже, чем принято ожидать от человека, который жить не может без родины.

— Hey, you speak very good English![3] — восторженно всплеснул руками американец.

Иван, всё еще с трудом преодолевая языковой барьер, ответил:

— I don’t think so…[4]

— I’d like to speak Russian like that. Come on, don’t be modest… We did speak German, French and Spanish at home though. With Russian it feels like to speak the three at once… Which part of London are you staying in?[5] — Ласло Грабе смотрел на него в упор и улыбался.

— Kilburn.[6]

Грабе одобрительно закивал.

— Я ему говорил, но он забыл, — по-русски вставил Николай.

— London is my second home. I spent all my teenage years there. We lived in Holland Park… What times that was! What a laugh we had! Ah, yeah! beautiful girls! British girls, when they’re not plain, which is rare, they can be beautiful, you know. They can take your breath away! Don’t you think?[7]

Иван пространно закивал, соглашаясь то ли со сказанным, то ли с предложением брата выпить за компанию виски со льдом.

— За энглиски джентчин! — неожиданно провозгласил по-русски Ласло и поднял свой стакан, чтобы чокнуться сначала с Иваном, а потом и с Николаем.

Домработница внесла поднос с закусками. Выложила на блюдце оливки, пододвинула ближе тосты с зернистой икрой и, налив белого вина Нине, которая с ногами забралась в огромное кресло, листала журнал и наблюдала за мужчинами, тихо удалилась, не забыв притворить за собой двери.

— Что у нас сегодня на ужин? — полюбопытствовал Николай.

— Рыба… Рыбный день сегодня, — сказала Нина, испытующе глядя на брата мужа. — Вань, ты к стерляди как относишься? А то, может быть…

— Хорошо отношусь, — заверил Иван.

— А ты, Лося? Рыбу ты, по-моему, не очень любишь? — спросила Нина американца по-русски.

Тот непонимающе улыбался.

— Ry… ba?

— Le poisson! — по-французски подсказала Нина. — T’aimes le poisson?[8]

— Si! bien sûr![9] — Ласло с воодушевлением закивал.

— Только я не могу тебе сказать, как стерлядь будет по-французски… — Нина перевела взгляд на мужа, затем на Ивана. — Стер-лядь! Андэстэнд? — Наманикюренными пальцами она изобразила заостренный рыбий носик.

— L’esturgeon, — подсказал Иван.

— Wow! Sterlet! That’s terrific![10] — просиял Ласло, неизвестно от чего больше: от радости понимания адресованных ему слов или от радужной перспективы отведать хваленый русский деликатес.