Гюда, самолетная томте - [9]

Оскар каждое утро садился на велосипед, ехал на почту и возвращался то счастливый, как дурак, то мрачный, как осенний еж.

Гюда снова послала галку к родителям. Все же не чужие они, не хотят видеться и прощать ее — их дело, а знать должны. На сей раз получила ответ — отец обещал приехать.

Оскар пил пиво с Самуэлем и объяснял ему, что скоро конец мира, что любовь выдумали хилые порочные поэты, а на самом деле есть только физическое влечение и корысть, и что он, Оскар, в эти игры наигрался на всю жизнь, спасибо.

Гюда научила Альдис ходить и говорить и стала брать ее с собой в цех по ночам. Мышей просила присматривать, чтобы этот окаянный ребенок ничего себе не повредил. Но окаянный ребенок однажды нашел старый Гюдин винт — тот, что маленький, — и у мышей управы на ребенка не стало. Разве что летучих позвать. А отобрать винт не получалось, девица орала так, что лучше и не пробовать. От ее воплей сосновые планки коробились, оставалось их только выбросить.

Оскар два дня не ездил на почту, а потом все же поехал и вернулся в порванных брюках, таща велосипед с погнутым колесом, но при этом благостный, будто получил отпущение всех грехов.

Гюда и Альдис вместе работали в цехах, приглядывали за порядком, и дела шли хорошо. Отец приехал поездом из Стокгольма, ругался, горевал напоказ, чтобы Гюде стало совестно, и только на прощанье все же обнял дочь. Тетино ожерелье отказался забрать.

Оскар пил пиво с Альриком и объяснял, что если девушка ему нравится, то он будет с ней честен, потому что иное невозможно. А женитьба — не для него, нет, он еще не все в жизни сделал, что хотел. Это они с нами нечестны, говорил Альрик, пусть мне растолкуют: как нарушать заповеди, так они против предрассудка бракосочетания, а как забеременеют, так очень даже за, и кто против, тот мерзавец-обольститель, как в старые времена? Игра с двойными правилами, и дурак тот, кто об этом не знает! Все не так, внезапно возражал ему Оскар. А потом он отменил уроки, уплатив неустойки, уехал в Стокгольм и по возвращении уж ни с кем не разговаривал о любви. И отпуск у него скоро заканчивался.

* * *

На фабрику заявился гость. Родственник Густафа по материнской линии, тоже барон, только немецкий, Дитрих фон Вагенхоф у себя в Германии владел с кем-то на паях предприятием, производящим аэропланы, и живо заинтересовался возможностью экскурсии. Энок, кажется, был не слишком рад, но взять назад обещание, данное Густафом, не счел возможным, и сам исполнял роль гида.

Барон был одет как на картинке, будто перелетел в Ландскруну с какого-нибудь столичного приема, — черная визитка, черный цилиндр, белоснежная грудь, радужные искры у запястий. Гюде он сразу не понравился. На аэропланы почти не смотрел, держался как учитель среди учеников. Важничал, кивал, не слушая объяснений, и задавал проверочные вопросы. Глупые и не идущие к делу, по ее мнению.

— Вы — шведы, достойные сыновья великой страны. Какие имена приходит вам на ум, когда вы думаете о России?

— Щетинин, — немедленно ответил Энок. — Завод «Дукс».

— Петр Нестеров, — добавил Оскар. — Теперь многие делают «мертвую петлю», и в том числе ваш покорный слуга, но он был первым.

— И Ефимов, не забывай Ефимова! — восторженно вскричал Альрик.

— Ах вот как. — Господин фон Вагенхоф, кажется, потерял нить. — Откровенно говоря, я ждал других ответов. Скажем, многие шведские патриоты помнят о другом Петре — императоре Петре Первом, что так немилосердно обошелся с вашим непобедимым Карлом…

— Патриоты-мечтатели, — довольно громко сказал Альрик, — вояки за чужими спинами.

Немец, если и услышал, не показал вида.

— Но, впрочем, это все равно. Политическое доминирование Российской империи есть причина ее доминирования в других сферах. Вы упомянули русских производителей аэропланов, досточтимый господин Тулин. Очевидно, вам самому ясно, что их возможности несопоставимы с вашими. Эти скромные здания, примитивное оборудование, малое количество рабочей силы — я не ошибусь, если оценю годовую производительность вашего предприятия в несколько десятков штук? И при этом отнюдь не самые передовые модели…

Зря он так. Гюда редко щелкала указательным пальцем, нрав у нее был ершистый, но не злой. Теперь щелкнула. А чтобы не очень заносился! Что еще за мода — гостю обижать хозяев?!

Щелкнул в ответ замочек золотой запонки с тремя брильянтиками. Очередной ораторский жест, широко обводящий примитивное оборудование и малочисленную рабочую силу — и канула запонка вниз, на пол, и запропала в опилках. Гюда тоненько свистнула, призывая на подмогу мышь-погрызуху. Только и видел ты своей цацки, немец-перец!

— …О да, конечно, в первую очередь — увеличение скорости и грузоподъемности, — вещал обворованный среди бела дня. — Вы, несомненно, слышали о том, что делали французы на тех же «Блерио» в Алжире и Тунисе, когда боролись с повстанцами. Но в войне будущего этим милым машинкам уготована судьба овечек среди волков! Двухместный «Блерио», трехместный «Блерио» — пф! Это важная ступень, но это пройденная ступень. Вы и вообразить не можете, какие проекты разрабатывают те же русские…