Гвианские робинзоны - [41]

Каких только рыб не было здесь! Плоские, округлые, в чешуе или без нее, с зубастой пастью или гладкими челюстями, с ядовитыми шипами на спине, змееподобные, — одним словом, самые разнообразные и по облику и по названьям: парассисы, губаны, кефаль, калканы, большеголовые аймары, необычайно вкусные под острой приправой, кумару, пирайи, пресноводные скаты кирпичного цвета с тремя или четырьмя парами глаз, с грозными колючками, белые карпы, усачи… и еще множество других, пока еще не известных соответствующей отрасли науки — ихтиологии.

Среди рыб известных и довольно часто упоминаемых натуралистами и путешественниками, были пучеглазые прыгуны[114], живородящие рыбки от двенадцати до двадцати сантиметров длиной, без чешуи, необычайно подвижные: прыгун не случайно так назван, он выскакивает из воды и прыжками несется по ее поверхности метров тридцать, а то и больше. Обитает это создание возле низких берегов, и места его скопления так плотны, что одним выстрелом дробью можно поразить две-три дюжины сразу. Наконец, чтобы завершить длинный и далеко не полный перечень, упомянем родственницу сома, так называемую пемекру.

Бони только что ударил ножом плашмя по голове одну из этих большущих рыбин. К немалому удивлению парижанина, из-под жабер рыбы вырвалась целая стайка мальков, длиной и толщиной не более сигареты. Мальки немедля облепили большую рыбу, уже мертвую, плотной гирляндой.

Казимир принялся рассказывать Робену о привычках пемекру. Во время нереста самец собирает икру самки и прячет икринки в своих зубчатых жабрах. Появившиеся из икринок мальки несколько дней не покидают спасительное убежище. Подрастая, они начинают выплывать, но держатся поблизости от отца. При малейшей опасности самец широко раскрывает жабры, словно наседка — крылья, и все мальки собираются и прячутся. Так объяснил старик и добавил:

— Он очень хороший папа, он отпускает своих детей только тогда, когда они станут сильными. Он хороший папа.

Робен протянул было руку, чтобы поймать одного из мальков и рассмотреть поближе, но Казимир остановил его:

— Не трогайте, не надо! Он очень злой! Кусает больнее, чем скат!

Ангоссо все еще продолжал свои операции по заготовке рыбы, хотя ее накопилось уже столько, что можно было досыта накормить полторы сотни голодных мужчин. Но славный парень, «опьянив» целый залив, хотел, чтобы все его обитатели попали в его руки. Единственная уступка, на которую он согласился, — это выпускать обратно в воду самых мелких рыбешек. Гора съестного воодушевляла его. Он готов был есть три-четыре дня подряд без передышки, транжирить добытое как попало, не думая о том, что через неделю может снова наступить голод.

Туземцев не переделаешь. Предусмотрительность, экономия, мысль о завтрашнем дне — все это им не свойственно. Если на охоте убивают тапира, все племя усаживается возле горы мяса и дружно наедается до отвала. Взрослые и дети, старые и малые едят и едят — через силу, вплоть до несварения желудка.

Ангоссо прервал работу, обнаружив крупного, длиной больше метра угря, более подвижного, чем прочие обитатели реки. Возможно, он был меньше одурманен или уже «протрезвел», — во всяком случае, пленник быстро извивался в траве. Робен занес над ним нож.

— Не трогайте, муше! — крикнул бони, но его предупреждение запоздало.

Удар обрушился на голову угря. Но странное дело: нож выпал из руки инженера, а сам он вскрикнул от боли.

— Это угорь-трясучка, — сказал Казимир. — Плохое животное!

Дети подняли крик:

— Папа, он тебя укусил? Тебе очень больно?

— Нет, нет, мои хорошие. — Робен постарался улыбнуться. — Ничего страшного, пустяки.

— А кто это?

— Электрический угорь.

— О! — удивился Эжен. — Угорь электрический, как телеграф?

— Да нет же, — начал объяснять Анри. — Сейчас я тебе расскажу, что это такое. Я читал об этом. Ну, такая рыба, которая вырабатывает электричество, как машина, где быстро крутится стеклянное колесо. Если ты просунешь палец между двумя пластинками, тебя сильно ударит током. Ну вот! И угорь тоже бьет током, как будто у него в голове электрическая машина. Правда, папа?

— Примерно так. Твое краткое объяснение, Анри, вполне правильно. Может быть, нам еще представится случай получше изучить это удивительное создание. Запомните только, что трогать его опасно и что электрический разряд для него такое же средство нападения и защиты, как ядовитые зубы для змей. Будьте осторожны и не прикасайтесь к каким бы то ни было тварям или насекомым в мое отсутствие.

— Копченый угорь-трясучка очень вкусный, — заметил Казимир.

— Да, это верно. Я просто забыл, что этого угря можно закоптить, как и всякую другую рыбу. Но мы заболтались, а вот Ангоссо не говорит ни слова, зато делает дело.

— Он готовит нам поесть, — сказала мадам Робен, — а мы даже не в состоянии ему помочь. Когда мы, цивилизованные люди, попадаем в условия дикой природы, то много проигрываем по сравнению с ее «некультурными» обитателями.

— Мы не так много времени провели вместе с Ангоссо, но уже знаем, как «опьянить» воду… Скоро научимся коптить и рыбу, и дичь. А ловкость и навыки этого бони действительно достойны восхищения. Посмотри, какой он умелый дровосек!