Гвенди и ее волшебное перышко - [2]

Если коротко, справился он блестяще. Я переписал кое-что из его частей, он переписал кое-что из моих, и у нас получился настоящий маленький шедевр. Я вечно буду ему благодарен за то, что он не дал Гвенди умереть медленной смертью в нижнем правом углу на моем рабочем столе.

Когда Рич предложил написать продолжение ее истории, я отнесся к этому с интересом, но без особого энтузиазма. «О чем тут писать?» – спросил я. Он задал мне встречный вопрос: нравится ли мне идея, что Гвенди, теперь уже взрослая, стала депутатом конгресса и что в ее жизни вновь появился пульт управления… вместе с его таинственным владельцем, человеком в маленькой черной шляпе.

Идея мне нравилась. Она была очень правильной. Мне даже стало завидно (немножко, но все же), что не я это придумал. Властные полномочия Гвенди в политическом механизме перекликались с пультом управления. Я сказал Ричу, что одобряю его идею, и дал добро на ее воплощение. Если честно, я бы сказал то же самое, если бы он предложил сделать Гвенди астронавтом и отправить ее в другую галактику сквозь искривленное пространство. Потому что Гвенди принадлежит не только мне, но и ему. Наверное, ему даже в большей степени, потому что без вмешательства Рича ее бы и вовсе не существовало.

В истории, которую вы собираетесь прочитать – как же вам повезло! – потрясающее мастерство Рича проявляется в полной мере. Он отлично описывает Касл-Рок и его жителей, самых обыкновенных людей. Мы с ними знакомы, мы за них переживаем. Нам не все равно, что с ними будет. И нам не все равно, что будет с Гвенди. Сказать по правде, я в нее прямо влюбился. И я рад, что она снова с нами.

Стивен Кинг

17 мая 2019 года

1

В четверг, 16 декабря 1999 года, Гвенди Питерсон просыпается до рассвета, одевается потеплее – на улице холодно – и выходит на утреннюю пробежку.

Давным-давно, в незапамятные времена, она ходила, еле заметно прихрамывая на поврежденную правую ногу, но полгода интенсивной физиотерапии и ортопедический вкладыш в любимых кроссовках «Нью бэланс» решили эту проблему. Теперь Гвенди бегает три-четыре раза в неделю, предпочтительно – на рассвете, когда город только готовится к пробуждению.

Многое произошло за пятнадцать лет с тех пор, как Гвенди окончила Университет Брауна и уехала из родного Касл-Рока, штат Мэн, но обо всем – в свое время. А сейчас мы вместе с ней пробежимся по городу.

После легкой разминки на бетонных ступенях своего арендованного таунхауса Гвенди бежит по Девятой улице, подошвы кроссовок мерно стучат по присыпанному солью асфальту. На пересечении с Пенсильвания-авеню она поворачивает налево и бежит дальше, мимо Мемориала военно-морского флота и Национальной галереи искусства. Даже в разгар зимы фасады музеев ярко освещены, гравийные и асфальтовые дорожки расчищены; деньги налогоплательщиков не пропадают зря.

На подходе к Национальной аллее Гвенди слегка ускоряется, ощущая приятную легкость и силу в ногах. Ее собранные в хвост волосы торчат из-под вязаной шапочки и шуршат при каждом шаге, соприкасаясь с толстовкой. Гвенди бежит вдоль Зеркального пруда (летом здесь живут утки и прочие птицы, но зимой они улетают в теплые края, и без них даже вроде как скучно) к мемориалу Джорджа Вашингтона. Она делает круг по освещенной дорожке вокруг обелиска и берет курс на восток, к зданию Капитолия. На этом участке корпуса музейного комплекса Смитсоновского института тянутся вдоль аллеи с обеих сторон, и Гвенди вспоминает свою первую поездку в Вашингтон.

В то лето ей было десять, родители привезли ее в Вашингтон, и три долгих жарких дня они бродили по городу с утра до ночи. Под вечер возвращались в гостиницу, в изнеможении падали на кровати и заказывали ужин в номер – небывалая роскошь для семьи Питерсонов, но у них просто не было сил принимать душ и идти в ресторан. Утром последнего дня в Вашингтоне папа сделал семейству сюрприз: купил билеты на экскурсию на велотакси. Им было тесно втроем на сиденье, но все равно весело: они ели мороженое, и смеялись, и глазели по сторонам, а гид, крутивший педали, катал их по Национальной аллее.

Даже в самых смелых мечтах Гвенди не представляла себе, что когда-нибудь будет жить и работать в столице. Если бы ей сказали об этом еще полтора года назад, она бы решительно заявила, что такого не может быть. Жизнь – странная штука, размышляет она теперь, направляясь в сторону Девятой улицы. Жизнь полна сюрпризов – и не все сюрпризы приятные.

Национальная аллея осталась позади. Гвенди полной грудью вдыхает морозный воздух и ускоряет темп, выходя на финишную прямую к дому. Улицы потихонечку оживают, появляются первые прохожие, из картонных коробок выползают бездомные, гремят мусоровозы, объезжающие квартал. Гвенди уже видит впереди разноцветные огоньки рождественской гирлянды, мерцающие в ее эркерном окне. Пора поднажать для финального спринтерского рывка. Сосед из дома напротив что-то кричит ей и машет рукой, но Гвенди не видит его и не слышит. В это морозное декабрьское утро ее ноги движутся с силой и изяществом, но ее мысли далеко-далеко.

2

Даже с влажными волосами и почти без косметики Гвенди выглядит великолепно, что подтверждается восхищенными – и несколькими откровенно завистливыми – взглядами других пассажиров в переполненном лифте. Оливия Кепнес, когда-то лучшая подруга Гвенди, будь она жива (прошло столько лет, а Гвенди до сих пор вспоминает ее чуть ли не каждый день), сказала бы, что Гвенди выглядит на миллион долларов с мелочью. И была бы права.