Гвардейская кавалерия - [13]

— Здесь светофоров нет, — охотно пояснил Куликов. — Совсем. Не предусмотрены, так сказать…

— Такой большой город, и без светофоров? Ничего себе — заходы…. А, кстати, почему?

— По капустному кочану. Логика у местного прямолинейного населения такая своеобразная, мол: — «Чтобы мне, вольному и заслуженному кабальеро, всякие разноцветные огоньки указывали — когда ехать, а когда стоять? Не бывать такому! Наглое ущемление гражданских прав! К оружию, братья и сёстры! Свобода, она превыше всего…» Вот, так и живём. Аргентина, братцы мои, она такая…

Наконец, автомобиль остановился возле стильной кованой ограды, за которой — среди густой листвы деревьев и кустарников — угадывался длинный силуэт трёхэтажного светло-жёлтого здания.

— «Меблированные комнаты Жоржиньо», к вашим услугам, сеньоры, — объявил Сергей Анатольевич. — Я тоже квартирую здесь. Почему был сделан такой выбор? Всё очень просто. Тихий и зелёный район. Рядом находятся несколько станций метрополитена. Да и сам Мануэле Жоржиньо — славный малый…

«Славный малый» оказался высоким худым стариканом с пышными «моржовыми» усами и задумчивыми лиловыми глазами трепетной горной ламы. Зарегистрировав новых постояльцев в толстой амбарной книге, он вернул паспорта, выложил на деревянную стойку два массивных бронзовых ключа, щедро покрытых ядовито-зелёной патиной, и, молча кивнув массивной седовласой головой, удалился.

— Вам, господа приезжие, на второй этаж, — пояснил Куликов. — «Шестнадцатый» и «семнадцатый» номера. Расположены в правом торце, друг напротив друга. А я на первом этаже обитаю, как старинным постояльцам и положено. Для удобства. Чтобы бар и ресторан всегда были бы под рукой, на случай внезапно-посетившей жажды…

— Отдельные номера? — недовольно поморщился Михаил. — Лично я, честное слово, предпочёл бы двухместный. Было бы веселее. Кха-кха… И для общения удобней. И для оперативности полезней…. Нельзя ли, кэп, переиграть?

— Нельзя. Ты, мальчик, находишься в Аргентине. Здесь ко всяким штучкам «с гейским душком» относятся крайне неодобрительно. Подозрения в педерастии (пусть и насквозь ошибочные), это как вечное и несмываемое клеймо позора. Никто даже руки не подаст…. А что нам предписывают соответствующие служебные инструкции? Правильно, ни в коем случае не привлекать к себе излишнего внимания…. Значится так. Поднимайтесь на второй этаж. Занимайте номера. Распаковывайте чемоданы и дорожные баулы. Раскладывайте и развешивайте шмотки по шкафам и шкафчикам. Душ примите с дорожки. Переоденьтесь во что-нибудь…э-э-э, прилично-вечернее. Короче говоря, встречаемся ровно через сорок пять минут, на этом же месте…

И они, естественно, встретились.

— Ну, вы, ребятки, и вырядились, — небрежно завязывая на худой кадыкастой шее пёстро-цветастый платок, презрительно фыркнул Куликов. — Сразу видно, что иностранцы. Вернее, законченные, консервативные и скучные европейцы. Тьфу, да и только…

— Почему — сразу видно? — заинтересовался Ник.

— Потому. Как я уже говорил, в Аргентине очень уважают такое многогранное понятие, как — «вольный кабальеро». Понимаете, мазуты береговые? Вольный…. Следовательно, и во внешнем облике истинного аргентинца обязательно должно присутствовать нечто нарочито-небрежное. Мол, пошли вы все — с вашими скучными устоями и не менее скучными официальными правилами…. Вот, к примеру, в моём облике оно присутствует? Ну, нечто небрежно-нарочитое?

— А то. И всегда присутствовало. Даже на суровом Чукотском полуострове — во время поедания копчёного китового языка, любезно предложенного гостеприимными чукчами. Типичный, так сказать, представитель легкомысленной и пафосной богемы.

— Серьёзно? Может, я всегда был — в Душе — аргентинцем? Только не знал про это? Надо будет обязательно задуматься на досуге, под бутылочку-другую, об этом странном и немаловажном обстоятельстве…

— Когда же мы пойдём в ресторан? — жадно сглатывая голодную слюну, заныл Банкин. — Кушать очень хочется. Кха-кха. А тут такие бесподобные и аппетитные запахи долетают вон из-за тех стеклянных дверей…. Может, хватит уже трепаться?

— Пожалуй, хватит, — покладисто согласился Куликов. — Да и пожрать-выпить, действительно, охота…. Только мы не пойдём, а поедем. И не в ресторан, а в бар. Называется — «Милонга».

— А чем плох здешний ресторанчик, расположенный в десяти-одиннадцати метрах?

— Он-то, как раз, хорош. Но…. Какое сегодня число?

— Двадцать пятое декабря.

— Вот, именно. Следовательно, до отъезда фигуранта из Буэнос-Айреса остаётся всего несколько суток…. Вы же, кажется, хотели познакомиться с Эрнесто Геварой как можно быстрей?

— И сейчас хотим, — подтвердил Ник. — Типа — в срочном и безотлагательном порядке.

— Тогда поехали в «Милонгу». Там, уже ближе к полуночи, обожает собираться всякая «левая» (по убеждениям), публика, включая интересующего вас индивидуума…. Только такси надо поймать. Нарезаться в «Милонге» — раз плюнуть. И коктейли там забористые. И разговоры интересные. А первое, как известно, очень способствует второму. А второе — в свою очередь — первому. Замкнутый хмельной круг, так сказать…

Наступила летняя аргентинская ночь. Повсюду зажглись, разгоняя по сторонам вязкую угольно-чёрную субтропическую тьму, ярко-жёлтые уличные фонари.