Гвардеец Барлаш - [42]

– Некоторые и имеют их, – небрежно согласился Барлаш, – счастливые. Ну а так как вы не хотите продать икону, то я вынужден согласиться на то, что предлагает monsieur le capitaine.

– Пятьсот франков, – пояснил Луи. – Тысячу франков, если нам удастся благополучно доставить моего кузена в Данциг.

– Соглашение уже состоялось, – сказал Барлаш.

Дезирэ смотрела то на одного, то на другого со странной лукавой улыбкой. Женщины не понимают того духа приключений, который подстрекает моряка принимать участие в экспедиции без всякой надежды на вознаграждение сверх своей ежедневной платы, за которую он готов честно работать и умереть.

– А я? – спросила Дезирэ. – Что мне предстоит делать?

– Мы должны знать, где вас найти, – ответил д’Аррагон.

Этим простым ответом было так много сказано, что Дезирэ задумалась.

Немного, казалось, ей предстояло сделать, а между тем это было все. Ибо в этих шести словах заключался итог всей женской жизни: ждать, пока ее найдут.

– Я останусь в Данциге, – сказала она наконец.

Барлаш поднес палец к самому ее лицу, так, чтобы она видела его, и медленно покрутил им из стороны в сторону, как бы призывая Дезирэ к вниманию. Он сказал:

– И купите соли. Наполните всю кладовку солью. Она довольно дешева в Данциге. Хозяин ведь не подумает об этом. Он мечтатель. Но даже мечтатель в конце концов просыпается и просит есть. Это говорю вам я, Барлаш.

Он подчеркнул эти слова, дотронувшись корявыми пальцами сначала до одного, потом до другого своего плеча.

– Купите соли, – повторил он и поднялся на холм, чтобы убедиться, что за ними никто не следит.

Дезирэ и Луи остались одни. Он пристально посмотрел на нее, но она внимательно наблюдала за Барлашем.

– Солдат сказал, что счастливые женщины имеют свои слабости, – медленно произнесла она. – Полагаю, что он говорил о чувстве долга, – прибавила Дезирэ, видя, что Луи не пытается заговорить.

– Да, – ответил он.

Барлаш отчаянно жестикулировал, обращаясь к Дезирэ. Она пошла к нему, но, сделав несколько шагов, остановилась и посмотрела назад.

– Вы думаете, что стоит попытаться? – спросила она с коротким смехом.

– Не стоит и пытаться, если не уверен в успехе, – ответил он.

Она вторично рассмеялась и помедлила еще немного, хотя Барлаш энергично звал ее.

– Ах! – воскликнула она. – Я вас не боюсь, когда вы так говорите. Я вас опасаюсь, когда вы молчите. Я думаю, что боюсь вас, потому что вы много ждете от жизни.

Дезирэ попыталась заглянуть ему в лицо.

– Я ведь, знаете ли, всего только обыкновенный человек, – сказала она многозначительно.

Затем Дезирэ последовала за Барлашем.

XVIII Пропавший

Я боюсь, чтобы те, кто пляшет теперь передо мной, не стали когда-нибудь меня топтать. Это уже бывало. Люди закрывают двери перед заходящим солнцем.

В первые недели декабря резкий ветер на время стих, и тотчас же выпал снег. Он шел несколько дней подряд, пока наконец серое небо не истощилось. Хлопья стали падать реже. Затем выглянуло солнце – и все вокруг стало ослепительно-белым.

Произошел перерыв в потоке жалких людей, которые брели, шатаясь, через мост с кенигсбергской дороги. Какой-то инстинкт повернул их к югу. Теперь поток возобновился, и по городу распространился слух, что приближается Parai. Наконец, в середине декабря один офицер привез известие, что Рапп со своим штабом прибудет на следующий день.

Дезирэ молча выслушала эту новость.

– Ты этому не веришь? – спросила Матильда, вернувшись домой, бледная, с блестящими глазами.

– О нет, верю.

– Так ты забыла, – настаивала Матильда, – что Шарль состоит при штабе! Они могут прибыть сегодня вечером.

Пока сестры разговаривали, вошел Себастьян. Он быстро взглянул сначала на одну девушку, потом на другую.

– Вы слышали новость? – спросил он.

– Что генерал возвращается? – спросила Матильда.

– Нет, не то. Хотя это верно. Макдональд отступает в Данциг. Пруссаки покинули его… наконец.

Себастьян как-то странно засмеялся и посмотрел в окно беспокойным взглядом, перебегавшим от одного предмета к другому, точно он старался мысленно следовать за быстрым течением событий. Затем Себастьян вспомнил о Дезирэ и повернулся к ней.

– Рапп возвращается завтра, – сказал он. – Мы предполагаем, что Шарль с ним.

– Да, – ответила Дезирэ безжизненным голосом.

Себастьян прищурил глаза и, виновато рассмеявшись, произнес с жестом, указывающим на недостаток гостеприимства.

– Мы не в состоянии принять его как следует, но должны сделать все, что в наших силах. Ты и он можете, конечно, считать этот дом своим, пока вам будет угодно оставаться с нами. Матильда, позаботься о том, чтобы в доме появились все деликатесы, какие только есть в Данциге, а ты, Дезирэ, займешься всеми необходимыми приготовлениями. Не следует забывать, что он может вернуться… сегодня вечером.

Дезирэ направилась к двери, а Матильда отложила в сторону тонкое рукоделие, которое, по-видимому, занимало ее с утра до ночи. Она сделала движение, как бы желая последовать за сестрой. Но Дезирэ резко покачала головой, и Матильда осталась на месте, предоставив сестре одной подняться наверх. День уже уступил место длинным сумеркам, и в четыре часа было темно, как ночью. Себастьян, по своему обыкновению, вышел на прогулку, хотя чувствовал легкую простуду. Матильда осталась дома. Дезирэ послала Лизу в лавочку на Лангемаркт, составлявший центр данцигских сплетен. Лиза всегда приносила оттуда последние новости. Матильда вошла за чем-то на кухню, когда девушка вернулась. Она слышала, как Лиза рассказывала Дезирэ, что в город пришло еще несколько отставших солдат, но что они не принесли с собой никаких известий о генерале. Дом казался пустым, с тех пор как ушел Барлаш.