Гусман де Альфараче. Часть 2 - [5]

но в ней пример учительный сокрыт.

MATEO АЛЕМАНУ ПО ПОВОДУ ЕГО «ГУСМАНА» ОТ РУЙ ФЕРНАНДЕСА ДЕ АЛЬМАДА Τετραδίστιχον [14]

С целью какой у фарийцев[15] великое скрыто в ничтожном,

     явное воплощено в образах тайных[16] зачем?

С той и затем, чтобы лик мудрости чернь не узрела,

     а посвященный о нем не рассказал никому.

Вот почему воплотил явное в образе тайном,

     в малом — великое ты, схожий с Протеем, Гусман.

Столь ты искусно подносишь, Ματθαίε, ματήματα людям»

     что ματαίον[17] тебя Гиспал[18] стремится воспеть.

ОТ ХУАНА РИБЕЙРЫ, ЛУЗИТАНЦА, АВТОРУ Энкомий [19]

Имя нетленным твое, о Матео, пребудет вовеки.

      Время, прожорливый зверь, славы твоей не пожрет.

Доля завидна твоя: ты стяжаешь бессмертье по смерти.

      Подвиг прекрасней свершить Марс никого не подвиг.

Это трудней, чем трудом побороть прихотливость фортуны.

      Был бы не по плечу и Геркулесу сей труд.

Бо́льший подвиг и труд служить Минерве, чем Марсу.

      Книгу почетней сложить, чем о себе в ней прочесть.

Лавров приносит герою мудрость не меньше, чем доблесть.

      Той и другой равно ты, Алеман, одарен.

Марс даровал тебе дух, в горнюю высь устремленный;

      ум просвещенный тебе светлой Минервою дан.

Дивный твой гений парит в прозрачном надзвездном эфире.

      В этом порукой дары, данные щедро тебе.

Часто в краю иберийском муза поет, но доныне

      не был никто из певцов φέρτερος ἐν μεθόδω[20].

Вот подтвержденье тому: недорога твоя книга,

      но богаче, чем Крез, тот, кто ее приобрел.

Пусть же при виде ее зависть забудет насмешки,

      дерзость которых смирить карой нельзя никакой.

Смолкни, Зоил, чье перо раны наносит коварно.

      Прочь! Не пытайся войну против богов затевать.

Где состязаться тебе с Минервой, Меркурием, Фебом?

      Смеет ли им угрожать слабого смертного длань?

Ты же, стяжатель, что кровью за драгоценности платишь,

      купишь их дешево здесь. Кто бы ты ни был — приди!

Жизнью рискуешь ты зря, клады из недр извлекая:

      можно их проще добыть, том этот скромный раскрыв,

Лик богача желтизной золота обезображен,

      ибо никак совместить радость с богатством нельзя.

Эта же книга прекрасная золотом мысли обильна.

      С радостью вместе она даст и богатство тебе.

Это творение — перл, клад, золотой самородок.

      Кто же отвергнет сей перл, если он стоит гроши?

ОТ ЛИЦЕНЦИАТА МИГЕЛЯ ДЕ КАРДЕНАС КАЛЬМАЭСТРА МАТЕО АЛЕМАНУ Сонет

Когда деяньям, что свершил Ахилл,

хвалу слагали грек и мантуанец;

когда Лукан, суровый кордуанец,

гражданскую войну в стихах клеймил;

когда красноречиво зло громил

оратор римский, истины посланец;

когда, испив кастальских вод, тосканец

в пределы рая свой полет стремил, —

их подвиг был велик, хоть, вне сомненья,

история, возвышенный сюжет

и случай помогли им бесконечно.

Но если затмевает их творенья

роман, в котором низкий плут воспет,

то Алеман достоин славы вечной.

КНИГА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ПРОИЗОШЛО С ГУСМАНОМ ДЕ АЛЬФАРАЧЕ НА СЛУЖБЕ У ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА И КАК ОН УЕХАЛ ИЗ РИМА

ГЛАВА I Гусман де Альфараче просит о снисхождении к своей затянувшейся повести, призывает выслушать его со вниманием и объясняет свои цели

Ты подкрепился и отдохнул на постоялом дворе. Вставай же, друг, если хочешь продолжать наше совместное странствие. Хотя впереди еще долгий путь среди диких зарослей и по каменистым осыпям, он, надеюсь, покажется тебе не столь тяжким, если я дам обещание привести тебя к желанной цели. Не пеняй на свободу моего обращения и не сочти ее за бесцеремонность, непозволительную в отношении такого лица, как ты. Ведь назидания мои обращены не к тебе; но ты мог бы употребить их в поучение тем, кто, подобно мне, нуждается в уроке.

Ты скажешь, что во всех моих рассуждениях нет ни ладу ни складу, ибо я и сам не знаю, в чей огород кидаю камни. В ответ сошлюсь на пример одного юродивого, который швырялся булыжниками, приговаривая: «Эй, берегись! Эй, берегись! В кого ни попадет, все не мимо!»

Признаться сказать, я сужу о других по себе и меряю на свой аршин. Мне кажется, что ближний не святее меня — такой же слабый, грешный человек, с теми же естественными или противоестественными пороками и страстишками. Все мы одного поля ягода, думается мне. Сам я нехорош, потому и в других не вижу хорошего; в этом беда всех людей моего склада.

Стоит мне взглянуть — и фиалка наливается ядом, на снегу выступают черные пятна, блекнет и вянет свежая роза, едва ее коснется моя мысль. Нет, лучше мне не продолжать историю своей жизни: я ничем бы тебе не досадил, и не пришлось бы теперь оправдываться, чтобы удержать слушателя и добиться заветной цели.

Многие, если не все, успевшие отведать моей стряпни, скажут, пожалуй, что не следует продолжать столь бесстыдную повесть. Но я с ними не согласен. Пусть я еще хуже, чем ты обо мне думаешь, — все равно не могу признать твое мнение справедливым. Никто не судит о себе так строго, как судят о нем другие. Я думаю о себе то же, что и ты о себе. Всякий считает свое общество наилучшим, свою жизнь похвальной, свое дело правым, свою честь безупречной, а свои суждения разумными.

Я долго думал, прежде чем решился продолжать: ведь успеха можно добиться, лишь тщательно взвесив все обстоятельства; что сделано второпях — то хило и недолговечно и принесет лишь горькое раскаяние. А где одно хромает, там и другое не идет на лад. Если не хочешь, чтобы труды твои пошли прахом, — что нередко случается, — надобно хорошенько все рассчитать, начиная с самых первых шагов.