Гусман де Альфараче. Часть 2 - [18]

Шрифт
Интервал

И хотя те двое были так ему противны не без причины, однако в нашем расположении к одним и нерасположении к другим есть нечто свыше исходящее, а на капитане и докторе богословия сие влияние небесных сил сказывалось особенно заметно, ибо и тот и другой были ненавистны решительно всем.

Хозяин мой был бы рад от них отделаться, но не знал как: встретив его еще на улице, они увязались за ним в дом. Пришлось пригласить их к трапезе и посадить за стол. Нет на свете худшей докуки, чем докучный гость.

Едва господин мой вошел в комнаты, как по лицу его я увидел, что он крепко раздосадован. Я пристально на него посмотрел, он показал глазами на этих двух сеньоров, все было ясно без слов, и я обрадовался, предвкушая потеху. Однако до времени я помалкивал, не подавая вида, что озабочен: надо было измыслить такую штуку, чтобы употребить нелюбезных хозяину посетителей для увеселения и забавы и тем заставить их заплатить за угощение. Я тут же придумал смешную проделку, что особого труда не стоило, — оба гостя сами на нее напрашивались и подали мне совершенно готовую мысль. Однако я решил выждать и приступить к делу попозже, когда гости станут восприимчивее к шуткам. Ведь известно, что пустой желудок не дружит с улыбкой, а голод не в ладах со смехом: чем сытее, тем веселее.

Столы были накрыты. Подали кушанья. Раздались первые тосты. Когда же у гостей кровь заиграла в жилах и разговор стал перескакивать с одного на другое, а со стола еще не было убрано и тазов для мытья рук не подавали, я подошел сбоку к капитану и сказал ему на ухо что-то смешное. Он рассмеялся, пригнул к себе мою голову и тоже что-то мне шепнул; так мы с ним секретничали довольно долго.

Наконец, почувствовав, что пришло время, я сказал вслух, с самым простодушным видом, как будто у нас о том и шел разговор:

— Нет, нет, сеньор капитан, увольте! Если ваша милость желаете сказать ему это в лицо, то в добрый час: у вас у самого есть язык, да и руки, если придется подкрепить свои слова; бедному же слуге, вроде меня, не пристало шутить эдакие шутки, да еще с сеньором доктором, которого я глубоко почитаю.

— В чем дело, Гусманильо? — спросил мой хозяин, а вслед за ним и все гости, и я ответил:

— Не знаю, право, как и сказать. Сеньор капитан, видно, хочет удостоить меня тонзуры, жалует церковный сан и задумал стравить меня с сеньором доктором богословия, чтобы мы померялись силами.

Капитан остолбенел, услышав эту ложь, но, еще не понимая, куда я клоню, молча улыбался. Испанский же посол сказал:

— Дружище Гусман, клянусь головой, ты должен объясниться. Скажи-ка нам, почему ты разом и смеешься и хмуришься? Тут что-то есть.

— Ну, коли ваше сиятельство голову прозакладывали, придется мне развязать язык, хотя и против воли. Спешу заявить, что говорю из-под палки; всякий заговорит, когда его станут тащить за язык клещами. Знайте же, ваше сиятельство, что сеньор капитан подбивал меня сыграть шутку с сеньором богословом, а именно — отхватить ножницами клок его бороды. Сеньор капитан говорит, что борода у сеньора доктора похожа по виду на фламандскую пивную кружку и что на ночь сеньор доктор зажимает ее меж двух дощечек, словно гитару в футляре; к утру она становится ровной и гладкой, с аккуратными углами, и все волоски вытянуты и выпрямлены один к одному, чтобы казались длиннее; сеньор доктор якобы полагает, что если он украсит себя такой бородой, да еще докторской ермолкой, то ученость отпечатается на нем так же четко и разборчиво, как буквы на страницах молитвенника. Как будто в бороде-то и состоит вся наука! Как будто мы не сумеем отличить бросовую клячу от кровного рысака! Видали мы и тех и других, да и глупость с длиннющим хвостом. Головы у них что дыни, обманчивы на вид: думаешь, сортовая, а приглядишься — простая тыква. Сеньор капитан хотел, чтобы я все это высказал как бы от себя, а я говорю: нет уж, слуга покорный, сами говорите.

Капитан только крестился, со смехом слушая эти выдумки; смеялись и остальные гости, не зная, верить ли, что все это правда.

Сеньор же богослов, отупев от сытости, не сразу сообразил, рассердиться ему или посмеяться вместе с другими. Однако на него были устремлены взоры всех сотрапезников; тогда, подавшись вперед и поспешно проглотив застрявший во рту кусок, он сказал:

— Монсьёр, если бы сан мой позволял требовать удовлетворения, к коему вопиет столь неслыханная дерзость, поверьте, ваше сиятельство, что я исполнил бы долг чести, завещанный мне предками. Но ваше присутствие, милостивый сеньор, лишает меня всякого иного оружия, кроме языка; дозвольте же спросить сеньора капитана, сколько ему лет? Если правда, что он служил императору Карлу Пятому и участвовал в деле под Тунисом[30], то почему в бороде у него нет ни одного седого волоса, тогда как на голове нет ни одного черного? А если он так молод, как кажется на вид, то зачем выдает себя за участника столь давних событий? Пусть откроет нам, в каком Иордане он купается и какому святому молится, чтобы и мы знали, кому при нужде поставить свечечку! Пусть говорит без утайки. Съел кус, дай и другим. Коли он пошел с козыря, так и я не хочу остаться без взятки. Так не бывает, чтобы снести вещь в заклад, да вдруг забрать ее без выкупа!


Еще от автора Матео Алеман
Гусман де Альфараче. Часть 1

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
История ромеев, 1204–1359

Главный труд византийского философа, богослова, историка, астронома и писателя Никифора Григоры (Νικηφόρος Γρηγοράς) включает 37 книг и охватывают период с 1204 по 1359 г. Наиболее подробно автор описывает исторических деятелей своего времени и события, свидетелем (а зачастую и участником) которых он был как лицо, приближенное к императорскому двору. Григора обнаруживает внушительную скрупулёзность, но стиль его помпезен и тенденциозен. Более чем пристальное внимание уделено религиозным вопросам и догматическим спорам. Три тома под одной обложкой. Перевод Р.


Средневековые французские фарсы

В настоящей книге публикуется двадцать один фарс, время создания которых относится к XIII—XVI векам. Произведения этого театрального жанра, широко распространенные в средние века, по сути дела, незнакомы нашему читателю. Переводы, включенные в сборник, сделаны специально для данного издания и публикуются впервые.


Младшие современники Шекспира

В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он принадлежит не одному веку, но всем временам" Слова эти, прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет фигуры крупнее Шекспира. Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя читателей и театральных зрителей.


Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.


Фортунат

К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.


Сага о гренландцах

«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку.