Гуннхильд, северная невеста - [23]

– Вот как! – Гуннхильд вскинула глаза. – Харальд не хочет, чтобы Кнут на мне женился?

– Он не доверяет тебе. Он все-таки считает, что ты не чужда колдовства и зачаровала Кнута, вынудила отступить от Хейдабьора, хотя ничто не мешало ему занять вик.

– Но это была не я!

– Он, как мне думается, не слишком верит, что к его брату приходила сама Фрейя. Или совсем не верит. К тому же считает опрометчивым вводить в род женщину из семьи кровных врагов, пока эти враги не побеждены и мир не заключен. И с этим его доводом Горм согласен. Ни свадьбы, ни обручения ведь не может состояться, пока Олав не вернется и они с Гормом между собой не договорятся.

– Но ведь никто не знает, когда отец вернется!

– Да, и это может случиться не скоро. – Асфрид вздохнула. – Я молю богов, чтобы они не приказали мне умереть раньше, чем все это уладится, и ты не осталась здесь, среди чужих, совсем одна.

– О нет! – Гуннхильд в испуге прильнула к бабушке. – Ты ведь здорова, ты проживешь еще много лет!

– Бывало, женщины жили и дольше, но я была бы спокойнее, если бы ты обрела защитника понадежнее, чем старуха. Тюра благосклонна к тебе, она не даст тебя в обиду, даже если меня не станет, но и она не сможет помочь, если дела Олава пойдут плохо и ты сделаешься дочерью разбитого или погибшего конунга. Тогда и ты сможешь в лучшем случае стать такой же побочной женой, как Хлода. Спасет нас только, если Олав вернется с войском и сможет договориться с Гормом по-хорошему. Но пока мы с тобой здесь, договор будет таким, какого захочет Горм. Кнут на нашей стороне, а Харальд против. В их собственной семье нет согласия. Не знаю, к добру это для нас или к худу.

Гуннхильд промолчала. Ей было тревожно и досадно. Харальд не доверяет ей! Можно подумать, это она набросилась на него, стукнула по голове, обвиняла тролль знает в чем, пыталась бросить в воду и довела до болезни! И он же ей теперь не доверяет! Не хочет принять в свою семью! Быть отвергнутой тем, кто ей поневоле так нравился, было особенно обидно. Сама она охотно вошла бы в эту семью: Кнут – приятный человек, а сам дом Горма даже ее, дочь конунга, поражал размерами, богатством и многолюдством. И Харальд… Если этот союз не состоится, ей придется уехать и она больше его не увидит. Почему-то эта мысль причиняла боль.

Обиженная и раздосадованная, Гуннхильд старалась не замечать Харальда и порой за целый вечер, пока все домочадцы и дружина сидели за столами, вовсе не смотрела в его сторону. А это было нелегко, ибо Харальд был человеком заметным: он много и оживленно говорил, по каждому делу имел свое мнение, часто пел, участвовал в разных забавах. В этом они со старшим братом были похожи, как и во внешности их имелось много общего, только у Кнута лицо было круглее и сам он плотнее, а Харальд был более худощав и лицо имел продолговатое, высоколобое и более жесткое. Зато нравом они, несмотря на внешнюю живость и общительность, отличались очень сильно. Кнут был человек мягкий, как убедилась Гуннхильд, наблюдая за ним в кругу семьи и домочадцев, склонный жить со всеми в ладу, дружелюбный, почтительный к старшим. Он с готовностью соблюдал все обычаи и избегал любых ссор. О предках он говорил с восторгом и почтительностью – в отличие от Харальда, который не упускал случая указывать на совершенные ими ошибки. А Харальд и нравом был более жесток и суров, несмотря на веселость, и сам устанавливал для себя законы и обычаи. Гуннхильд было ясно, что из Кнута выйдет гораздо более приятный муж. Но если придет беда, она охотнее доверилась бы защите его младшего брата. Какое было бы счастье, если бы она вышла за Кнута и они жили бы с Харальдом одной дружной семьей! Если бы он перестал смотреть на нее так насмешливо и пристально, будто ежедневно подозревает в неких кознях!

– Почему твой брат так смотрит на меня? – однажды, не выдержав, шепнула она за ужином Ингер.

Дочь Горма, надменная и самоуверенная, не слишком-то нравилась Гуннхильд, но была единственной девушкой, равной ей по положению, и поневоле приходилось делать вид, что они дружат.

– Мой брат в тебя влюблен, об этом знает каждый рыбак на побережье! – насмешливо ответила Ингер, и у Гуннхильд что-то оборвалось в груди. – Кнут каждый день просит мать уговорить отца справить вашу свадьбу поскорее!

– Кнут… – шепнула Гуннхильд, подавляя разочарование и укоряя себя: как могла она даже подумать, что Ингер имеет в виду другого брата! – Но я не о нем говорю, – добавила она вслух. – Почему твой брат… Харальд… – Гуннхильд почему-то запнулась, будто ей было трудно произнести это имя, – так смотрит на меня? Будто боится, что я стяну что-нибудь со стола! – с шутливой обидой добавила она и, пересилив робость, бросила выразительный обиженный взгляд на мужской стол, откуда Харальд наблюдал за их беседой.

– Он боится, как бы тебе опять не вздумалось разыграть Фрейю!

– Я ничего не собираюсь разыгрывать!

– Харальд! – закричала Ингер. Гуннхильд ахнула и попыталась ее остановить, браня себя, что затеяла этот разговор, но было поздно. – Наша гостья спрашивает, почему ты таращишь на нее глаза, будто боишься, что она украдет чашу со стола! Я говорю, ты боишься, как бы она опять не превратилась во Фрейю.