Гуннхильд, северная невеста - [15]

И она действительно появилась – ровно через то время, которое требовалось, чтобы обойти большой камень. Но, увидев ее, Харальд привстал от удивления. Это была та же самая женщина – тот же рост, тот же синий плащ. Но только теперь она помолодела в три раза – он ясно видел совсем юное свежее лицо, и посоха у нее в руках не было.

Харальд не верил своим глазам. Незнакомым женщинам, одетым в такие богатые синие плащи на каком-то темном меху – бобр или куница, – просто неоткуда было тут взяться. Если бы кто-то приехал, то он, сын конунга, об этом бы знал. Но у нее что – два облика одновременно?

Незнакомка в синем плаще скрылась за Серой Свиньей и через то же время появилась снова – опять в облике старухи! Прижавшись к поминальному камню деда, Харальд всматривался, стараясь запомнить каждую черту странной женщины. У него было острое зрение, и он разглядел даже башмаки, даже подол красного кафтана, видный из-под плаща. Вот старуха исчезла, ей на смену появилась девушка – точно такая же, в таком же красном кафтане!

Харальд зажмурился, потряс головой, ущипнул себя – нет, это не сон! Рост, фигура, одежда – все говорило о том, что это одна и та же женщина. Но ей то шестьдесят лет, то не более двадцати! Как это может быть? Это ведьма! Ведьма, которая явилась к священному камню творить какую-то волшбу – уж наверное, недобрую! Ибо мудрые и сведущие женщины, не желающие людям зла, не меняют облик. Чего доброго, в третий раз женщина в синем плаще выйдет из-за камня, неся на плечах голову волчицы!

Не дожидаясь этого, Харальд метнулся за дедов поминальный камень и бросился вниз по тропинке на заднем склоне кургана. Поскользнулся на мокрой земле, упал, проехал немного вниз, запачкав бок, но не обратил внимания, а ловко вскочил на ноги уже у подножия кургана и бросился в заросли. Неслышно отклоняя ветки кустов, он, словно олень, промчался через рощицу, разделявшую курган и Серую Свинью, и прильнул к земле за последними кустами.

Успел как раз к тому времени, как ведьма заканчивала третий по счету обход священного камня – в облике молодой девушки. Теперь их разделяло всего шагов двадцать, и Харальд совершенно ясно видел красотку лет восемнадцати – с гладким румяным лицом, с прядями рыжих волос, красиво вьющихся от влажного воздуха. Тот же синий плащ, что был на ней же, но в облике старухи. Глаза ее были полузакрыты, губы шевелились, и Харальд торопливо сделал знак молота, чтобы защититься от вредоносной ворожбы.

Вот ведьма исчезла за камнем. Харальд выждал еще немного, чтобы не привлечь ее внимания. Он умел двигаться бесшумно и растворяться среди камней и зарослей, но ведь этой женщине помогают чары! Встав на ноги, он осторожно двинулся следом. Шел он вдоль тропы, не выступая на открытое пространство; тропа тянулась через рощу, то поднимаясь на пригорки, то обходя камни, то вновь поднимаясь, петляла, и в обе стороны ее было видно шагов на десять, не более. Невысокие ели, густые и зеленые летом и зимой, еще сильнее загораживали вид. Ветер шумел, и Харальд прислушивался изо всех сил, пытаясь различить впереди шаги.

Он уже подумывал срезать путь, чтобы перехватить ведьму на тропе впереди, как вдруг с той стороны послышался шум. Харальд остановился, прижался к дереву и замер; донесся стук упавшего камня, шорох одежды, трущейся о ветки. Меча при нем не было, но он на всякий случай извлек из ножен скрамасакс – длинный боевой нож. Любая нечисть боится острой стали.

Шум впереди стих. Боясь упустить ведьму, он сделал шаг вперед – и вдруг увидел ее гораздо ближе, чем ожидал. В своем молодом облике, она выскочила из-за кустов на пригорке, всего шагах в пяти от Харальда, но выше по склону – и с криком, раскинув руки, бросилась на него, пытаясь схватить! Завидев блеск стали в его руке, ведьма взвизгнула, хотела уклониться, упала и покатилась вниз по каменистому склону, но Харальд бросился за ней, в прыжке настиг и мигом завернул ей на голову полу ее плаща. Всякий ведь знает, что для обезвреживания ведьмы первым делом надо лишить ее возможности видеть и говорить – для этого обычно надевают на голову кожаный мешок. Мешка у него не было, и он, придавив трепыхавшуюся ведьму к земле, закутал ее в плащ, прижал коленом, не давая двинуться, и ловко обмотал ее своим поясом, притиснув руки к бокам. Ведьма что-то вопила из-под плаща, но, к счастью, сквозь шерсть на подкладке не доносилось ни одного ясного слова и все ее заклятья были бессильны. Тем не менее Харальд на всякий случай ударил ее по затылку, чтобы оглушить. Ведьма затихла, крики прекратились, она больше не шевелилась.

Стараясь отдышаться, Харальд прикинул, что теперь делать. Экая наглость – творить волшбу возле священного камня, а потом напасть на сына конунга! Она заслуживает того, чтобы ее немедленно утопить в море. Но тогда вместе с ней придется утопить и пояс с серебряной пряжкой и хвостовиком. Но если развязать, она, пожалуй, выплывет, а пояса Харальду было жаль. Да и не годится ему самому судить кого бы то ни было, когда конунг находится дома.

Вздохнув – навязалась, тварь поганая, на голову, будто других забот нет! – Харальд поднял неподвижную пленницу, перекинул через плечо и пошел к усадьбе Эбергорд. Пусть конунг сам ее судит.