Гуманоиды: Прямой контакт - [18]

— Разумеется, как и в любом технологическом процессе. Мутационные неконтролируемые процессы, все прочее.

— И что же вы тогда делаете?

— Стволовые клетки пускаем на лекарства — ошеломляющий эффект получается, я тебе доложу. Это на первом этапе, когда идет активный процесс деления клеток. А на более поздних — разные органы гуманоидов пускаем на запчасти. Сначала делаем заморозку эмбрионов в жидком азоте, этим мы создаем банк запчастей и стволовых клеток, а потом, при необходимости, вживляем органы взрослым гуманоидам.

По моему телу пробежала дрожь. После услышанного и увиденного не до шуток стало. От волнения руки задрожали.

Где же предел их познания самих себя?

И есть ли она, эта граница?

— Что же вы творите? — снова чуть ли не простонал я.

— А что ты все удивляешься, удивляешься?.. — Вдруг из Лупоглазенького полезло то скрытое, что до сих пор душой чувствовал. Пропала в его голосе нежность, левитановский басок начал прорезаться все сильнее и сильнее. В размерах гуманоид увеличился, во всю стену передо мной вырос, глазки его приблизились ко мне, и откуда-то сверху, без моего ведома, в мою голову начало вливаться: «Вот вы все одежду из синтетики носите, она ведь тоже сделана из газов и воздуха. Хотя и трещит на голом теле, и стреляет, хоть аллергия у вас на нее, а носите, щеголяете друг перед другом... Котлеты из генетической сои за мясо принимаете. И — ничего, не давитесь... Подождите... Все произойдет, как в ваших священных книгах написано, — манну небесную будете есть. Привы-ыкнете... И детки в инкубаторах будут пронумерованные, сразу же после появления на свет вы из них, так же как и мы, специалистов станете готовить: конвейерщиков, программистов, математиков, технологов... А то — неизвестно кого растите без всякой программы, плодитесь безмер­но... Скажу тебе по секрету, благодаря прогрессу клонирование не каждому гуманоиду разрешено делать, не каждый смеет заглянуть в вечность, только избранные, только они могут попасть в наш рай... Все, все будет у вас, как в ваших священных пророческих книгах написано: и мертвые живыми станут, воскреснут с помощью генетических технологий...

Здесь я уже не мог сдержаться. Сколько же терпеть! Как говорила мне одна красавица, когда на кухне время от времени в мужа тарелку запускала: мои нервы — не веревки... Услышав о веревках и нервах, недотепа стремглав летел к двери, так как вслед ему сразу же — это он знал — летела тарелка... Летающие тарелки не только в голубых небесах появляются... У меня под рукой тарелки не оказалось...

— Ах ты, голопузик зелененький!.. — крикнул я, забыв, что не дома, а в гостях, где должен молчать. — Меня все деревней укоряешь, темным счи­таешь, а почему молчишь, что в наших священных книгах еще о Гоморре и Содоме написано?.. Почему молчишь, что там еще сказано о Вавилонской башне?.. За что и почему она была разрушена, не подскажешь?.. Как мне — так манну небесную на завтрак подсовывают, а булки с финиками кому доста­ются? А мамалыга с оливковым маслом?..

Обо всем забыв, бросился я к стереоэкрану и с размаху — кулаком... Да тут — поверите ли! — оказалось, что передо мной не стекло, не стереоэкран, а голограмма нечувствительная, и кулаком своим я никого не мог зацепить.

Вот тебе и на... Обманул меня Лупоглазенький, обманул...

— Привы-ыкнешь к новой реальности, изменишь свою сущность... — все звучал и звучал в моей голове грозный бас Лупоглазенького. — Не только к чипированию привыкнешь... Все, что белком называется, есть будешь, не только манну небесную: и кошек, и собак, и мышей, и саранчу, и червей... Из чего еда сделана — какая тебе разница?.. Белки белками должны питать­ся — вот тебе и вся мудрость, вот тебе и вся философия...

7

Голограмма погасла, я закрыл глаза. Колотило и трясло меня после услы­шанного и увиденного. Я все еще видел эмбрионов, что двигались в колбах, шевелили лапками, лобиками до стекла дотрагивались. Хотя и неземные, бес­человечные создании были, да почему-то — такая уж у меня натура — жалко их стало. Представилось, как потом в их головы вводят чипы. После этого маленьким гуманоидам, пожалуй, и дурачиться не хотелось. И в прятки играть. Лежали они, видимо, приглушенные, а в их головы через чипы днем и ночью вводилась информация.

И потом, когда подрастали, чем же они интересовались, что их волновало и радовало? Сказки они не читают, да им и не надо, произведения в их головы уже загнаны... Рисовать им не нужно — на стереоэкранах давно все нарисова­но — мультстрашилища, чудовища один за другим гоняются... Песни, людей объединяющие, им не надо петь, потому что они их никогда не слышали и не знают, что это такое — тихие проникновенные народные мотивы... И чем больше я размышлял о гуманоидах, тем ужаснее становилось: понимал, каки­ми несчастными они были, когда вырастали... И не размышляли гуманоиды над тем, кто они и зачем живут. Во мне одно и то же билось: они не винова­ты... И не задумывались, что через чипы в их головы программа закладыва­лась, ими полностью управляющая и обладающая... А поэтому интересовали их только зрелища на стереоэкране да сладкие кресла-лежанки. Их, кроме работы на конвейерах, новых программ чипирования и кодирования, методик клонирования, ничто не интересовало...