Гугеноты - [4]

Едва он вышел из кареты, толпа разноголосо загудела и заколыхалась. Иные глухо ворчали, другие дружно рукоплескали; католики хмурили брови, гугеноты кричали слова приветствия. За кардиналом, опираясь на его руку, вышла королева Наваррская[11]. В начале этого года она официально отказалась от католической религии и приняла новую веру, видимо, в противовес своему мужу, который собирался перейти в католичество. В Париже она остановилась в Бурбонском дворце, потом переехала в замок Сен-Жермен. Кроме них со стороны протестантов присутствовали коадъютор Кальвина и итальянский пастор Пьеро Вермильи.

Де Без милостиво кивнул тем, кто приветствовал его. Толпа, на две трети состоявшая из католиков, угрожающе заволновалась и двинулась было на него, но дорогу ей преградил эскорт лучников, заранее выстроившихся вокруг площади и у ворот монастыря, во избежание вооруженного столкновения враждующих партий. Людская масса неохотно попятилась, раздалась в стороны, и тут же послышались из ее недр радостные возгласы:

— Гизы! Гизы едут!

Действительно, с одной из улиц на площадь уже выезжала карета с гербом Лотарингского дома в сопровождении вдвое большего количества всадников, командовал которыми облаченный в металлические доспехи герцог Неверский. Под громкие крики и неистовые рукоплескания одних, тех, кто только что хмурил брови, и под глухой, сдержанный ропот других, тех, что минуту назад столь бурно встречали своих вождей, карета подъехала к монастырю и остановилась напротив дверей. Из нее вышли кардинал Лотарингский, его брат Клод, герцог Омальский, и с ними — трое иезуитов из недавно основанного неким Лойолой[12] ордена, созданного для того, чтобы еще больше усилить католическую фракцию и еще рьянее взяться за преследование Лютера, Цвингли и Кальвина.

Обе стороны сдержанно поклонились друг другу, как противники, чьи клинки через минуту скрестятся в воздухе. Сопровождаемые своими сторонниками, они вошли в здание, где их уже ожидали члены королевского семейства, кардинал Карл Бурбонский[13], брат адмирала кардинал де Шатильон[14] и другие.

Всемирная церковь должна была урегулировать религиозный конфликт и прийти к единому мнению в вопросах веры. Такое предложение выдвинул Мишель де Л'Опиталь, и это вызвало всеобщее одобрение.

Желая примирения, де Без с позиций учения Кальвина будет порицать мятежников, посмевших выступить против короля — всякое восстание преступно, ибо власть короля получена им от Бога. Но Гизы не пожелают примирения, объявив, что все подданные должны исповедовать одну веру.

Много позже Екатерина поняла, что теперь уже ничего не удастся сделать: слишком озлоблены были друг против друга две группировки, каждая имела свое собственное мнение по поводу тела и крови Христа в священном хлебе и вине, и каждая партия на свой лад толковала в связи с этим о Евхаристии. Ни о каком примирении не могло быть и речи. И в уме королевы-матери зародился другой план: пойти еще на какие-либо уступки гугенотам, дабы предотвратить восстания в и без того опустошенной, истерзанной стране.

В течение месяца, что длился коллоквиум, народ Франции терпеливо ждал и думал: кто же победит в этом словесном диспуте? Придется ли им отныне петь псалмы или они будут по-прежнему слушать мессу? Что же все-таки главнее: Священное Писание или Священное Предание, от чего же зависит спасение человека: от священного таинства или от внутреннего состояния каждого индивидуума и неужто освободиться от грехов можно только верой, даруемой непосредственно Богом, а не добрыми делами, как учат этому Святые Отцы матери-церкви, подразумевая под этим таинства — отпущение грехов и спасение души? Вера человека — вот единственное средство общения с Богом, так учат протестантские проповедники. Но тогда… выходит, церковь вовсе и не нужна?!

И площади застывали в молчаливом ожидании.

* * *

А у себя в кабинете в Лувре Екатерина Медичи думала о другом. Ее интересовал политический аспект дела.

Южное дворянство… Истинные верующие — зажиточный класс, буржуазия, горожане, и их можно понять: учение Кальвина о накоплении способствует их процветанию в делах. Но эти?.. Для них религия — только флаг. Пусть себе молятся те, они не столь страшны, в конце концов, для них можно будет издать новый эдикт о веротерпимости. Но как побороть этих? Они дворяне, и они сильны, вкупе с буржуазией это грозная сила… Правда, и это было для нее очевидно, основная часть зажиточной буржуазии все же оставалась католической и чувствовала себя вольготно под крылом королевской власти. Этот двойственный союз был нерушимым, правительству он давал силы для борьбы с мятежными вассалами, а города и провинции обретали могущество, создавая единый внутренний рынок.

Но — и она снова вернулась к начатой мысли — оставшейся, недовольной части, той, в мозгах которой уже засела отравленная мысль об упразднении церкви, втолкованная ей протестантскими проповедниками, этой части буржуазии только того и надо, чтобы ею кто-то руководил, тот, у которого в руке меч. В случае нужды она поможет деньгами.

Вот две капли, которые не разлить. Будь прокляты итальянские войны, они принесли постыдный мир и нищету. Никакого дохода, сплошь убытки, повлекшие разорение и обнищание южного дворянства, усадьбы которого разграблены солдатами, а деревни сожжены.