Гудбай, Россия - [3]

— Папа, ну папа, я опять видел во сне пальмы. — Пятилетний Мишута прилепился к широченным брюкам сорокалетнего мужчины с красивой шевелюрой волнистых волос. — Это те пальмы из сказки, что мне мама читала. Где они растут?

— В Израиле, сынок, на нашей древней родине.

— А где находится Израиль и наша р-ро-ди-на? — с трудом произнес малыш.

— В Палестине… — сказал задумчиво отец. — Надеюсь, ты когда-нибудь ее увидишь, сынок.

— А ты мне расскажешь про Израиль? — не сдавался Миша.

— Обязательно, Мишута, я тебе все расскажу, если ты только захочешь узнать…

Пятница, 20 декабря 1989 года, Москва;за два дня до подъема в Иерусалим

Вполголоса — конечно, не во весь —

прощаюсь навсегда с твоим порогом.

Не шелохнется град, не встрепенется весь

от голоса приглушенного.

С Богом!..

Иосиф Бродский

Это московское утро было хмурым, шел мелкий косой снег. С детства не люблю прощаться, а тут надо было расставаться навсегда. События последнего месяца вымотали нас окончательно. Вылет нашего рейса из Ленинграда в Будапешт отменили. С большим трудом удалось зарегистрироваться на московский рейс до Будапешта, где у нас была пересадка и бронь на самолет до Израиля. Вчера мы приехали в Москву поездом и «свалились на голову» родным друзьям, Бобу и Юльке, у которых и провели последние сутки. Всем было тревожно и как-то не по себе. Причина — мы уезжали на «постоянное местожительство» в Израиль, что здесь считается изменой родине и делу социализма. Этим и определялась неизвестность: выпустят ли власти нас из страны? Впрочем, ждать оставалось недолго, всего четыре часа до вылета из Шереметьево.

Две желтые «Волги» — такси, заказанные накануне, терпеливо поджидали у подъезда с включенными двигателями. В одной поедут чемоданы, а в другой — мы с Галиной и сыновьями.

— Мишка, ты пиши, пиши чаще, — повторял Боб, поеживаясь от холода и пытаясь как-то снять напряжение момента.

Боб, он же поэт и прозаик Борис Горзев, кутался в куртку, спасаясь от пронизывающего ветра. Юлия, его жена, понимающе молчала, избегая лишней суеты. Лицо ее было непривычно печальным. Да и что тут было говорить, — всю ночь проговорили, вспоминали, курили и пили горькую сколько смогли. Прикорнули только под утро. Когда еще свидимся?

— Буду, конечно, буду писать, — отвечал я односложно, сам еще не зная, чем все это закончится сегодня, — поскорее бы!

Наконец машина поглотила чемоданы. Мы обнялись с Бобом и Юлей, посмотрели друг на друга долгим взглядом, как затянулись последней затяжкой. Дорогу в аэропорт просто не помню, был в какой-то отключке. Шереметьево напоминало муравейник. На регистрации два работника аэропорта отнесли наши чемоданы в сторону и перетряхнули все вещи, как при погроме. Хорошо, что обошлось без личного досмотра. После пунктов таможенного и паспортного контроля мы оказались в «чистой зоне» — в изолированном месте с магазинами duty free. Только здесь у меня появилось ощущение «невесомости» от свалившегося груза тревог последних месяцев — ОТПУСТИЛИ! Мы были уже не граждане Страны Советов, но еще не граждане Израиля. Ожидание посадки в самолет впервые не было тягостным.

Перелет прошел без проблем. Дети чему-то радовались. В моей голове крутились тревожные мысли: «У нас там нет ни родственников, ни друзей, мы не знаем иврит». — «Ничего, хуже не будет», — мысленно отвечал я себе. В транзитной зоне аэропорта Будапешта мы провели несколько часов и поднялись на борт компании «Малев» рейсом в Тель-Авив.

Когда подлетали к Тель-Авиву, в иллюминаторе появился океан огней, как в фантастическом фильме. Пассажиры дружно зааплодировали мягкой посадке самолета. Было 21 декабря. На фронтоне здания аэропорта имени Бен-Гуриона светилась надпись: «Welcome to Israel». В здании аэропорта много света, аплодисменты, музыка, группа молодых израильтян танцует и поет что-то совсем непонятное, но задорное и веселое. «Эвену шалом алейхем»: «Хевену шалом алейхем, Хевену шалом алейхем, Хевену шалом алейхем, Хевену шалом, шалом, шалом алейхем»[11].

И мы, прилетевшие этим рейсом, находимся как будто в центре снимаемого кинофильма. И еще много пальм, они прикрывают окна аэропорта, от них трудно оторвать взгляд. Что-то будит смутные детские воспоминания, связанные с отцом и пальмами… Что же это такое? Вдруг послышалось по громкой связи: «Доктор Михаил Рицнер, подойдите к третьей секции».

— Папа, папа, это тебя! — эхом повторяли сыновья, видя, что я не реагирую и, как в ступоре, не двигаюсь с места. — Это же тебя вызывают, ты слышишь, папа?

«Тебя вызывают!» — отозвались эхом их голоса в моей голове.

Но этого не может быть. Просто я опять вижу тот сон, мой детский сон с пальмами, с папой и… «Папа, ну папа, я видел во сне пальмы. Те пальмы из сказки, что мне мама читала…» Мистическое видение исчезло так же быстро, как и появилось. Верилось с трудом, что мы действительно приземлились в Израиле, на ЗЕМЛЕ НАРОДА ТАНАХА — БИБЛИИ, и проходим регистрацию в качестве новых граждан страны. Но это было именно так!

* * *

21 декабря 1989 года, я родился повторно,

но на этот раз в правильном месте.

* * *

На следующий день, 22 декабря 1989 года,