Гуарани - [14]

— Как я рада! — воскликнула Сесилия. — Вот уже двое суток, как мы о нем ничего не знаем.

— Понятное дело, — заметил фидалго, — носится целые дни по сертану.

— Да, разумеется, — сказал Алваро, — но в ту минуту все было не так уж понятно.

— Что же он делал?

— Забавлялся с ягуаром, вроде того, как вы, дона Сесилия, с вашим олененком.

— Боже мой! — в ужасе воскликнула девушка.

— Что с тобою? — спросила дона Лауриана.

— Маменька, его, верно, уже нет в живых.

— Ну, не велика потеря, — спокойно заметила ее мать.

— Но ведь это я виновата в его смерти!

— Как так, Сесилия? — изумился дон Антонио.

— Ах, отец, — ответила девушка, вытирая слезы, — в четверг еще я сказала Изабелл, что очень боюсь ягуаров, и в шутку добавила, что хотела бы взглянуть на живого ягуара!..

— И Пери отправился за ягуаром, чтобы удовлетворить твое желание, — смеясь, сказал старый фидалго. — Что же, в этом нет ничего удивительного. Он и не такое вытворял.

— Что же теперь с ним, отец? Ягуар его, верно уж, Растерзал.

— Не волнуйтесь, дона Сесилия, Пери сумеет за себя постоять.

— А вы-то что же, сеньор Алваро? Почему вы не пришли ему на помощь? — воскликнула девушка; в словах ее звучал упрек.

— О, если бы вы только видели, как он рассвирепел, когда мы хотели застрелить зверя! — И Алваро описал сцену, которую видел в лесу.

— Ну что же, — сказал Антонио де Марис, — Пери настолько слепо предан Сесилии, что готов исполнить любое ее желание, чего бы ему это ни стоило, даже рискуя собственной жизнью. Надо сказать, что индеец этот — один из самых замечательных людей, каких я только видел на свете. С того дня, когда он появился у нас в доме, когда он спас мою дочь, вся жизнь его — сплошное самоотвержение и героизм. Поверьте мне, Алваро, это самый настоящий португальский кавальейро в образе индейца.

Разговор на этом не оборвался, но Сесилия сразу загрустила и больше уж не принимала в нем участия.

Дона Лауриана удалилась, чтобы сделать распоряжения по дому, а фидалго и молодой человек проговорили до восьми часов, когда удар колокола позвал их на ужин.

В то время как все поднимались по лестнице и входили в комнаты, Алваро удалось улучить минуту, чтобы перекинуться несколькими словами с Сесилией.

— Вы ничего не спрашиваете про ваши поручения, дона Сесилия, — сказал он.

— Ах, верно! Вам удалось найти то, о чем я вас просила?

— Да, все и даже больше, — пробормотал молодой человек.

— А что еще? — спросила девушка.

— Еще одну вещь, о которой вы меня не просили.

— Ну, этого я совсем не хочу, — сказала Сесилия, и в голосе ее послышалась суровая нотка.

— Как, вы не хотите принять то, что уже ваше? — робко спросил Алваро.

— Не понимаю, как это — «уже мое»?

— Ваше, потому что я хочу вам сделать подарок.

— Ну если так, то оставьте этот подарок у себя, сеньор Алваро, — сказала она, улыбнувшись, — и берегите его хорошенько.

И она убежала к отцу, который вошел на веранду, а потом, на глазах у фидалго, приняла из рук Алваро небольшой ларец, где лежало все, что она просила купить. Там были драгоценности, шелк, кружева, голландское полотно и пара очень изящно инкрустированных пистолетов.

Увидев пистолеты, девушка печально вздохнула и прошептала:

— Бедный Пери! Теперь они тебе ни на что уже не нужны, они больше не могут тебя защитить.

Ужин был долгим и неторопливым, как обычно в те времена, когда к трапезе относились как к серьезному делу и накрытый стол почитали алтарем.

Все это время Алваро было грустно — ведь девушка отказалась принять его скромный дар, который он готовил с такой любовью, с такой надеждой.

Как только отец ее встал из-за стола, Сесилия удалилась к себе и, упав на колени перед распятием, стала молиться. Потом, поднявшись, она откинула край занавески на окне и взглянула в сторону хижины, возвышавшейся над обрывом. Там не видно было никаких признаков жизни.

Сердце девушки сжалось при мысли, что ее прихоть стала причиной гибели верного друга, который уже однажды спас ей жизнь и каждый день рисковал своею для того лишь, чтобы заслужить ее улыбку.

В этой маленькой комнатке все напоминало о нем. Ее птички; кроткие друзья — голубь и олененок, которые сейчас спали — один в гнезде, другой на ковре; перья, которыми были украшены стены; звериные шкуры, по которым она сейчас ступала; смолы, источавшие аромат, — все это были плоды забот индейца, это он с чутьем истинного художника создал вокруг нее маленький храм, наполненный диковинами бразильской природы.

Сесилия не отрывала глаз от окна. В эти минуты она совсем позабыла об Алваро, статном молодом кавальейро, таком внимательном к ней, таком робком, что стоило ей взглянуть на него, и он краснел так же, как и она сама.

Но вдруг девушка вздрогнула.

При свете звезд она заметила человеческую фигуру, а вглядевшись, узнала знакомую белую тунику, очертания гибкого, стройного тела. Когда она увидела, что человек этот вошел в хижину, ее последние сомнения рассеялись.

Это был Пери.

Великая тяжесть свалилась у нее с души. Теперь она могла уже доставить себе удовольствие внимательно рассмотреть все те красивые вещи, которые ей привез Алваро.

За этим занятием она провела не менее получаса; потом она легла и, так как теперь ее уже ничто не мучило — ни печаль, ни тревога, — уснула, улыбаясь при мысли об Алваро и вспоминая, как огорчила его своим отказом.