Грымза с камелиями - [61]

    Я думаю, мы с вами уже поняли, что это такое... и догадались, где он это нашел.

    Да-да! Это был кусочек от моего пледа!

    Изобразив на лице серьезную работу мыслей, я почесала затылок.

    – Екатерина Петровна сказала, что это очень похоже на плед, который раньше был в твоей комнате.

    Я повертела кусочек в руках.

    – Похоже, а что, он порвался?

    – Как раз хотел тебя об этом спросить.

    Максим, пройдя мимо меня, направился к кровати. Взял плед, встряхнул его и аккуратно разложил поверх пододеяльника.

    «Да что на него смотреть, что его изучать... Я все расскажу – знаете, уважаемый следователь, я как-то ночью ползла на четвереньках, укутавшись этим пледом, потому что где-то неподалеку прогуливался нынешний труп, и вот случайно зацепилась за корягу...» Честно и доходчиво...

    – Как ты это объяснишь? – спросил Максим, показывая оборванный край пледа.

    – Надо бы заштопать.

    – Вот этот кусок твоего пледа я нашел в двух метрах от трупа, позволю себе повториться – как ты можешь это объяснить?

    – А очень просто, – ответила я, гневно сверкая глазами, – Екатерина Петровна пожалела для меня хорошее покрывало и, как последней Золушке, дала ободранный плед! Жадная она! А какую жизнь вел плед до меня, где он шатался и где он рвался... Извините, но я за это ответственности не несу.

    – Мы с тобой поговорим об этом чуть позже, – сказал Максим, подходя к двери, – пока же ты можешь попробовать придумать что-нибудь более правдоподобное, время у тебя есть.

    Он ушел.

    Он ушел, а я бросилась к картине. «Сейчас достану бриллианты, и хватит с меня, подписку о невыезде я не давала, да и доказать мое участие во всем этом кошмаре невозможно, хотя бы потому, что я никого не убивала – в Москву, в Москву!»

    – Конечно, я не сбегу сейчас, – пробормотала я, снимая картину, – но, когда наши бриллианты будут далеко – а я их отправлю с девчонками в Москву, то я буду чувствовать себя спокойнее, а там посмотрю по обстановке. Меня не в чем обвинять, мне нечего бояться.

    Маленькая дверца без ручки – я поддела ее ножом и улыбнулась.

    Открыла – никакого углубления не было, узенькие полочки с пузырьками. Лекарства. Это аптечка...

    Взяв картину двумя руками, я подняла ее над головой и со всего размаха бросила на пол. Раздался приличный грохот и звон стекла.

    Этого просто не может быть!!! Опять мимо.

    Около минуты я рычала и пинала ногами вещи и осколки, а потом взяла веник и совок и стала подметать.

Глава 25 Такое впечатление, что у меня теперь будет только два занятия – оправдываться и подозревать

    Воронцов и Галина Ивановна привезли гостей, если их можно было так назвать. Два мрачных мужика в потертых кожаных куртках спокойно осматривали место преступления. Они крутились возле мертвого Служакова, что-то записывали, что-то говорили и даже пару раз щелкнули фотоаппаратом.

    Фотоаппарат в такой глуши! Невероятно!

    Целый час Максим с ними разговаривал в кабинете у Воронцова, потом приехал грузовик. Как переносили тело, я смотреть не стала, вернее, не было возможности...

    Екатерина Петровна на нервной почве совсем спятила, и заключалось это в том, что она посадила меня лепить пироги. Сама же причитала и пила то валерьянку, то валокордин. Пахло от нее соответственно.

    Пироги почему-то не лепились: капуста вываливалась, а тесто липло не только к моим рукам, но и к животу, а также ко всему, к чему я прикасалась.

    – Уезжают, кажется, – глядя в окно, сказала Екатерина Петровна.

    – Все?

    – Мужики эти и мертвый...

    Екатерина Петровна перекрестилась. Глядя на это, я скривилась – сама добродетель, посмотрите только на нее!

    – А Максим с Воронцовым?

    – Остались.

    Тут-то Екатерина Петровна сделала главную ошибку в своей жизни – она оторвалась наконец-то от окна и увидела то, что я так старательно налепила. Одна ее рука потянулась опять же к валокордину, вторая к уже пустому пузырьку с валерьянкой. Интересно, что ее сегодня шокировало больше – труп или мои великолепные пироги?

    – Что это? – застонала она.

    – Как что? – отходя немного от стола, чтобы лучше видеть результат своего труда, спросила я. – Вы же велели пироги сотворить, ну так примите и распишитесь.

    – Но это никакие не пироги! – закричала Екатерина Петровна.

    – Ну не знаю, какого рожна вам надо, – обиделась я, – до вас, знаете ли, никто не жаловался.

    Возможно, потому, что до Екатерины Петровны никто моих пирогов не видел и не ел.

    Меня спас Максим. Собственно, не меня, а Екатерину Петровну, так как еще немного – и от общения со мной у нее точно бы случился инфаркт.

    – Собирайся, пойдем, – сказал он мне, заглядывая на кухню.

    – Это куда? – поинтересовалась я.

    Любопытство, знаете ли.

    – К реке.

    Максим исчез, я задумалась.

    – Что стоишь, иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели, – прикрикнула вредная Дюймовка.

    – Хитрая вы женщина, Екатерина Петровна, я вот сейчас уйду, а вы пирожки испечете и, поди, всем скажете, что это вы сами такую красоту приготовили.

    Ответа дожидаться я не стала, ушла.

    Максим ждал меня на улице. Черная куртка застегнута, ботинки начищены, побрит. Сразу видно – человек на работе.