Грязные войны буржуинов - [11]

Факты подтверждают, «что неолиберальный поворот в определенной степени связан с восстановлением силы экономической элиты общества», отчасти утраченной ею в 1945–1975 годы. Харви говорит о такой реорганизации капитализма в глобальном масштабе, которая нацелена на восстановление классовой власти накопителей капитала. Будучи не очень эффективной для возрождения капитала в глобальном масштабе, глобализация/неолиберализация оказалась весьма эффективной в перераспределении экономического продукта, активов, т. е. капитала в пользу восстановления власти старой, а в некоторых случаях (бывшие республики СФРЮ, СССР-РФ, КНР) создания новой классовой верхушки. Средства перераспределения просты – уничтожение системы социального обеспечения, а, следовательно – важных компонентов welfare state (государство «всеобщего социального обеспечения»), подрыв профсоюзов, наступление на рабочий и старый средний класс, по сути – наступление государства на гражданское общество.

Харви детально описывает процедуру втягивания государства в неолиберализм: через стимуляцию конкуренции между компаниями, корпорациями и отдельными территориями, через установление правил свободной торговли и свободный доступ к экспортным рынкам. В то же время неолиберальная глобализация диктует свои условия. Например, для вступления в МВФ или ВТО страна-кандидат должна открыть внутренний финансовый рынок для доступа иностранным компаниям, которые оказываются в, несомненно, более выгодных условиях, чем местные (капитализация, опыт, инфраструктура и др.). Фактически, освоение иностранными компаниями экономического пространства страны ведет к ее банкротству.

Извлечение дохода с помощью финансовых механизмов – старый прием, но он оказался чрезвычайно востребованным в условиях неолиберальной «перезагрузки» экономической и политической систем. В частности, когда предприниматели развивающихся стран берут займы из-за рубежа, то требование к их стране иметь достаточный объем валютных запасов, чтобы при необходимости покрыть эти долги, означает, что эти страны должны инвестировать, например, в американские государственные облигации. Как пишет Харви, «разница между ставкой по кредитам (12 %) и проценту, получаемому от размещения средств в облигациях (4 %), обеспечивает серьезный приток наличных средств в страну-кредитор из развивающейся страны». По этому поводу Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц как-то заметил: «Странный мир, в котором бедные страны фактически субсидируют богатые».

В результате реализации неолиберальной модели развития, страны-заемщики оказываются связанными жесткими мерами, ведущими к хронической стагнации экономики, и возможность выплаты займов откладывается на неопределенно долгий срок, превращая страну в пожизненного должника.

Помимо критики неолиберализма представляются интересными замечания Харви по поводу нации и национализма как факторов, определяющих по многим параметрам формирование государства. Общеизвестно, что в принципе неолиберальная теория не одобряет нацию как таковую, хотя и поддерживает идею сильного государства. Это и понятно: именно после неолиберальных реформ нация встает в оппозицию государству – Венгрия, Польша, Чехия. На этом Харви не останавливается, считая национализм неотъемлемой частью глобальной экономической системы. «Было бы странно, если бы он исчез без следа в процессе неолиберальных реформ. На самом деле он возродился в определенной степени в качестве оппозиции неолиберализму. Примером является подъем в Европе правых фашистских партий с явно выраженными антииммигрантскими настроениями».

Неолиберальное государство нуждается в определенного сорта национализме для выживания. Вынужденное действовать в условиях конкуренции на мировом рынке и стремясь обеспечить наилучший деловой климат внутри страны, государство начинает все больше использовать идеи национализма. В глобальной борьбе за превосходство конкуренция порождает победителей и проигравших. А уже одно это само по себе может быть основой национальной гордости или определения собственного пути. Эта гордость проявляется и в национализме, связанном со спортивными соревнованиями, песенными фестивалями и даже конкурсами красоты. Возможно, что острые, повышено агрессивные национальные чувства являются реакцией на разрушение социальной солидарности (социального равенства), происходящей под влиянием неолиберализма. Это наблюдение требует, конечно, детального изучения. Очевидно одно – неолиберализм несет в себе определенные опасности, связанные с национализмом. Но не следует идеализировать и неоконсерватизм – его жесткая хватка национальной морали может оказаться гораздо страшнее.

Подводя промежуточные итоги, отмечу, что неолиберализм приводит к тому, что политическое и гражданское в государстве начинает противостоять друг другу. Происходит «радикальное изменение конфигурации институтов государства и набора его инструментов (особенно в отношении баланса между давлением и согласием; между властью капитала и общественными движениями; между исполнительной и законодательной властью, с одной стороны, и влиянием представительной демократии – с другой)». Поскольку главной целью неолиберального государства является создание благоприятного делового климата и обеспечение конкурентоспособности в мировой политике, оно, подчеркивает Харви, должно действовать как