Грязные игры - [87]

Брайан зашел в хижину, вскоре вышел, неся в ладони фарш, и начал кормить сорок. Хромуша отказалась от подношения.

– Нечего клюв воротить, – одернул ее хозяин. – Больше ты у меня ничего сегодня не получишь. Вот, смотрите, первыми кормятся родители. Затем дядья и тетки. В сорочьей семье лишь одна пара верховодит, остальные соблюдают иерархию.

В лачуге послышался громкий гвалт.

– Что там? – полюбопытствовала Джорджина.

– Мои пациенты требуют есть. Заходите, сами увидите.

В убогом жилище целая стена была занята стеллажами с выстроившимися на них клетками. Примерно четверть из них была занята разнообразными птицами.

– Это мой лазарет, – пояснил Брайан. – Люди отовсюду приносят мне раненых пташек. Я их выхаживаю, а потом отпускаю. Так мне и Хромуша досталась. Лапку залечила, но так ко мне привязалась, что теперь и улетать не хочет. Мисс Линн – так я мою старуху зову – постоянно ворчит, вот мне и приходится почти все время тут с ними проводить.

– Вы не против, если я еще раз загляну к вам сегодня вечером? – спросила Джорджина.

– Я здесь с утра до вечера, – ответил Брайан. – Приходите, буду рад.

Так и завязалась дружба между престарелым любителем птиц из буша и молодой женщиной из далекого Лондона.

Келли играла в брошенную жену. Для встречи с Монтэгом она нарядилась во все черное. Мини-платье без рукавов от Шанель с жакетом, отороченным белой каймой. Волосы Келли уложила на затылке, оставив длинные белокурые пряди лишь по бокам.

Нью-йоркский офис Монтэга выглядел точно так, как Келли и представляла: современный и баснословно дорогой. Первая беседа, по телефону, носила сугубо предварительный характер, и во время сегодняшней встречи Келли рассчитывала изложить адвокату все свои претензии к Дугласу.

Адвокат встретил ее у дверей и, проводив в свой кабинет, усадил за огромный стол из стекла и металла. На дальнем его конце возвышалась ваза с живыми лилиями. Эти цветы неизменно вызывали у Келли аллергию, и она, не дожидаясь слез, вынула из сумочки от Шанель изящный платочек, украшенный кружевами.

– Простите меня, мистер Монтэг, – пробормотала Келли, – но от этих цветов у меня слезы градом льют – аллергия. – В последнее время она много плакала, а потому была рада возможности выдать покрасневшие и распухшие глаза за аллергию. – Давайте сразу перейдем к делу. Я хотела бы покончить со всеми формальностями как можно быстрее.

– Прекрасно понимаю, миссис Холлоуэй, насколько все это болезненно для вас, – учтиво кивнул адвокат.

– Сомневаюсь, – сухо ответила Келли. – Впрочем, это не имеет значения. К вам я обратилась лишь потому, что вы считаетесь лучшим из лучших. Я не хочу, чтобы пресса упивалась, смакуя детали моего развода. И я не жадная: я хочу лишь, чтобы финансовые условия были для нас справедливыми.

– Для «нас», миссис Холлоуэй? – переспросил адвокат, приподняв брови. – Мое вознаграждение будет оплачено из кармана вашего мужа, пусть это вас не беспокоит.

– Говоря «нас», я имела в виду себя и своего ребенка, – процедила Келли. – Ваше вознаграждение меня совершенно не волнует.

– Извините, я не знал, что вы ждете ребенка. Это совершенно меняет дело. Вы ведь хотите, чтобы я затребовал от вашего мужа сумму, достаточную для пожизненного содержания – вашего и ребенка, так?

– Нет, – сказала Келли. – Я хочу только, чтобы у меня было где жить, а также хватало денег на воспитание ребенка. Все должно быть сделано таким образом, чтобы в дальнейшем я могла жить, никогда больше не слыша имени Дугласа Холлоуэя.

– Боюсь, это будет непросто, – признался Монтэг, откидываясь на спинку мягкого кресла. – Отец по закону имеет право видеться со своим ребенком. Любой суд предоставит ему это право.

Келли посмотрела в окно, из которого открывался завораживающий вид на знаменитые манхэттенские небоскребы. По иронии судьбы таким же видом она любовалась, когда познакомилась с Дугласом.

– Учитывая, что муж предлагал мне миллион фунтов стерлингов за аборт, отцовских чувств к ребенку он питать не будет, – сухо бросила Келли, прижимая обе ладони к животу.

Несколько минут они молчали, и тишину в кабинете нарушало лишь мерное жужжание кондиционера и завывание ветра за окном.

Наконец Келли заговорила:

– Я хочу, чтобы вы дали знать Дугласу – развод должен состояться в крайне сжатые сроки и без всякой суеты. Если мой супруг начнет упираться, то я устрою ему самый громкий и скандальный бракоразводный процесс в истории этой страны. Если же он попытается войти в контакт с моим ребенком, – голос Келли зазвенел, – я его уничтожу. Вы меня поняли?

* * *

Пятничный вечер, Трибюн-Тауэр. Пит Феретти ворвался в кабинет Шэрон, громко распевая: «Я влюблен, я влюблен, я влюблен!» – и принялся вальсировать по комнате.

Шэрон поморщилась.

– Прошу тебя, Пит, только не сейчас, – попросила она. – Я готовлю гребаную передовую в воскресный номер.

Выпроводив Хорька, Шэрон закурила очередную сигарету и задумалась. Ждать оставалось уже не долго. Смертоносное досье на Дугласа было закончено, она сама сняла с него копию. Теперь ей нужно было только набраться терпения. Ровно две недели оставалось до следующего заседания совета директоров – судьбоносного дня для Шэрон. Дуглас споет свою лебединую песню, а Джорджина в последний раз сядет в кресло главного редактора.