Грязные игры - [6]

– Только осторожнее, – предупредила его Джорджина. – Если его родственники в курсе дела, то нам особенно разгуляться негде. Раз он оставил жену, то о супружеской измене речи быть не может. Ну ладно, через десять минут я подъеду, тогда все и обсудим.

– Алленби, мать твою! – завопила Шэрон в свой мобильник. – Сколько наших людей занимаются этим педерастом из парламента?

– Со вчерашнего вечера у его дверей постоянно дежурит наш фотограф, – нервозно ответил ей редактор отдела новостей.

– Я хочу знать про этого гребаного хрена все! – Шэрон так орала, что ее слышала вся редакция. – Когда он чихает и когда задницу чешет. Педерасты все одинаковые. Наведите справки во всех притонах, барах и забегаловках, где тусуются голубые. Распустите слух, что мы заплатим кучу денег за информацию о продажных мальчиках. Я хочу знать, кого он трахал, как часто и каким способом. Нужно вывести эту свинью на чистую воду!

У обеих женщин было кое-что общее. И та и другая пробивались наверх из самых низов. Шэрон начала работать очень рано. Уже в шестнадцать лет, сразу по окончании школы, она устроилась в редакцию местной газеты. Поначалу роль ей досталась довольно скромная: репортажи для колонок с информацией о салонах красоты и распродажах. Однако прошло не так много времени, и ее перевели в престижный отдел новостей. Ради сенсационного репортажа Шэрон была готова на все. И журналистка из нее получилась блистательная: она отличалась не только непревзойденным нюхом на сенсации, но и врожденным чутьем на перспективный источник информации.

В юности, еще не успев пристраститься к спиртному и табаку, Шэрон была совершенно неотразима. Внешне, во всяком случае. Она легко очаровывала людей и выведывала самые сокровенные тайны как у сварливых старушенций, так и у начинающих честолюбивых политиков.

В отделе новостей ее готовы были на руках носить и ласково звали Баллистической Ракетой. На Шэрон обратили внимание, и вскоре она уже печаталась в газетах национального масштаба. Любимым коньком ее был секс, в особенности сексуальные извращения.

Но однажды в три часа ночи, когда Шэрон несла вахту напротив дома любовницы одного из членов правительства, она вдруг поняла, что занимается ерундой. Грязь раскапывала она, а лавры пожинал редактор. Нет, в профессии репортера властью и не пахло – власть была сосредоточена в кабинете редактора. Главного редактора, если на то пошло.

Шэрон мгновенно сориентировалась и в считанные недели выведала сокровенные тайны нескольких коллег по отделу. Один из них оказался наркоманом, а второй – алкоголиком. И вскоре коричневые конверты, содержащие эти сведения наряду с компрометирующими фотографиями, загадочным образом оказались на столе главного редактора. Обоих сотрудников тут же уволили, а Шэрон получила повышение, заняв кресло одного из них.

Джорджина по окончании университета пробарахталась целый год, не в силах решить, чем заняться и где жить. Одно она знала наверняка: из Южной Африки нужно уезжать во что бы то ни стало.

Она перебралась в Австралию, где после двух лет стажировки в «Сидней морнинг геральд» влюбилась и вышла замуж. Брак продлился примерно столько же, сколько учеба в университете, однако о мужчинах и жизненных трудностях Джорджина узнала столько, что больше ей и не требовалось.

Когда заболел отец, она вернулась в Йоханнесбург и устроилась на работу в «Стар».

Год, который Джорджина провела на родине, выхаживая отца после не слишком серьезного инфаркта, окончательно и бесповоротно убедил ее: из Африки нужно уносить ноги, причем навсегда.

После того как с апартеидом в стране было покончено, оставаться здесь белой женщине с современными взглядами стало небезопасно. Джорджина попыталась устроиться на службу в «Соуэттен», политическую газету, ориентированную на темнокожего читателя, но ее не приняли.

Откровенное хамство, которым встретил ее помощник редактора, навсегда врезалось ей в память. «С какой стати я должен взять на это место вас, когда столько наших сидит без работы?»

Впрочем, вспомнив, с какой дискриминацией этому человеку пришлось столкнуться прежде, Джорджина не смогла судить его слишком строго. Кто знает, как она сама поступила бы на его месте, если бы роли вдруг переменились.

Джорджина упаковала свои нехитрые пожитки в чемодан и вылетела в Лондон. В конце концов, всю сознательную жизнь она мечтала попробовать свои силы на Флит-стрит.

Влиятельных друзей у Джорджины не было, да и акцент очень мешал, так что ей ничего не оставалось, кроме как с головой окунуться в работу. Сейчас, оглядываясь на прошлое, она не могла уразуметь, каким образом ей удалось сделать столь завидную карьеру. Трудолюбие, журналистское чутье, готовность соблюдать правила «честной игры» – все это, конечно, тоже имело определенное значение. Однако главную роль сыграли уникальная способность Джорджины объединять вокруг себя людей и ее яркие организаторские способности, отмеченные еще в ее школьной характеристике.

Вдобавок время появления в Лондоне, самый конец восьмидесятых, совпало с почти повсеместной модой на женщин-руководителей. Газетные магнаты, осознав, что стремительно теряют читательниц, смекнули, что могут вновь завоевать их, если доверят самые ответственные посты в своих изданиях женщинам.