Грязные цветы. Пленница волчьего офицера - [9]

Вскоре меня, словно тряпку, швырнули в маленькую тесную комнатку. Когда ее дверь захлопнулась, я оказалась в темноте и ощутила, как к горлу подступает ком. Надо же, как глупо. Неужели меня… теперь расстреляют? Из-за конфеты, которую я так и не смогла съесть, даже лизнуть? Как глупо, бессмысленно. И как же сильно не хотелось умирать. Просто жить, пусть даже так, но видеть, слышать и чувствовать хоть что-нибудь. Пожалуйста, что угодно, только не чернота, пустота и ничто… А в то, что после смерти меня может ждать какой-нибудь рай, я уже даже не верила. Эти мечты о том, что в загробной жизни мне воздастся за все страдания, казались такими глупыми и наивными…

Нет, пожалуйста, что угодно, только не смерть.

Но самым странным показалось мне то, что даже сейчас слез не было. Я лишь сидела в уголке и дрожала, обхватив плечи, потеряв счет времени. И именно так меня нашли вошедшие в комнатку солдаты, которые грубо подхватили меня под руки и потащили куда-то по мрачным коридорам.

Неужели в комнату для расстрелов, где мне просто выпустят пулю в затылок?

Жмурясь, я лишь неуклюже передвигала ослабевшие ноги и отчаянно сжимала губы в плотную линию. Пока не поняла, что мои конвоиры остановились, отчеканив что-то на дойреском. Лишь тогда я решилась открыть глаза… и обомлела.

Передо мной стоял тот самый офицер, строго отдававший приказы своим подчиненным.

— Шевели ногами, — фыркнул он, схватив меня за плечо. И ничего более не говоря, четкой армейской походкой пошел дальше, волоча меня за собой.

Вскоре мы, пройдя кажется по подземным туннелям, поднялись по лестнице. И тогда я узнала коридоры, в которые мы вышли. Потому что уже ранее меня вели по ним.

Это были коридоры к его квартире.

Грубо запихнув меня за дверь, оборотень буквально проволочил меня к одной из комнат, оказавшейся совершенно без окон… но при этом с кроватью, шкафом, столиком и даже ванной, стоящей в углу за ширмой.

— Найди себе что-нибудь в шкафу вместо этих вонючих тряпок, — прорычал мужчина, проталкивая меня за порог. — Только сначала отмойся как следует. Пожрать принесу вечером, и потом расплатишься за еду.

Больше ничего не говоря, офицер захлопнул тяжелую дверь, и я услышала, как щелкнули замки, надежно запирая меня в этой комнатушке с блекло горящим светильником.

ГЛАВА 4. Четыре стены

Не было ничего, кроме страха.

Пока я стояла посреди комнаты, минута за минутой, остолбеневшая, и лишь оглядывалась по сторонам. Словно боялась, что в любой момент картина перед моими глазами переменится, и я снова окажусь в коридорах, на пути к расстрельной комнате… а то и вовсе посреди нее, с приставленным к затылку пистолетом.

Пока стягивала с себя старую, грязную, потрепанную лагерную одежду, в то время как в ванной набиралась горячая вода, а поток из крана взбивал в ней воздушную мыльную пену.

Пока опускалась в приятно пахнущую воду, впервые за долгое время снова ощущая, как она обволакивает мое тело, растворяя грязь и смывая с кожи запахи нечистот, телесных выделений и изнасилований. А затем — пока отмывала распаренное тело намыленной мочалкой.

И конечно же, пока боязливо перебирала вещи в шкафу, подбирая себе одежду и белье (о боги, настоящее белье. Не видела его уже так давно…).

Покончив с этим, я осторожно сложила старую одежду в мешок для мусора, стоявший в углу рядом с унитазом. После чего долго не могла понять, куда себя деть. Сесть на кровать? Наверное, да… но никак не удавалось убедить себя, будто такое мне вообще позволено. Как и в то, что эта кровать все еще существует, а я — действительно не в ангаре, не в цеху и не в расстрельной комнате.

Но вскоре я все же села на нее. Когда поняла, что ноги уже больше не держат — их попросту подкашивало. А уже минуту спустя тело само опустилось поверх одеяла и я, дрожа, провалилась в беспокойный сон.

Тем, что выдернуло меня из него, была, как ни странно, сильная рука все того же офицера, грубо дернувшая за плечо.

— Чего тут валяешься? — прорычал он, заставляя посмотреть ему в глаза.

Не находя что ответить, я молчала. Лишь испуганно смотрела на этого безжалостного зверя. Который, шипя сквозь стиснутые зубы, развернул меня, припер лицом к стенке и тут же торопливо задрал юбку. А в следующий миг я услышала, как он расстегивает штаны.

Напряженно дыша, оборотень проник в меня, прижимаясь к моей спине. И жестко водя руками по телу, смял грудь.

— Тебе ведь нравится, я знаю, — простонал он, делая первый толчок, с которым просунул пальцы в мой рот. — Я завожу тебя, даже не отрицай этого. И хоть ты пытаешься говорить себе, будто все иначе, будто я заставляю тебя, не оставляя выбора… На самом деле ты всегда, с самого первого раза хотела меня. Твое тело тянулось к моему, желая принадлежать мне. Именно я был тем самым единственным мужчиной из всех, которые брали тебя с дня, когда ты стала военнопленной. Тем, к которому ты ощущала притяжение, в котором отчаянно не хочешь себе признаться.

Что… что он вообще несет? Голова все хуже соображала из-за грубых движений, которые офицер раз за разом совершал внутри меня. От того мне еще труднее было понять: в самом ли деле я слышу все это от него, или же мне просто чудится?