Грязные цветы. Пленница волчьего офицера - [2]

Мне показалось, что я попала в самые настоящие чертоги рая. Просто лежу на облаке посреди небес, и мое измученное тело поет, ощущая приятное тепло, скользящее, распаривающее, уносящее от меня всю грязь, которая, казалось, намертво к нему приросла. Некоторое время я просто лежала в этой воде, не в силах даже пошевелиться. И лишь услышав недовольный крик одного из солдат — взяла в руки намыленную мочалку, которой принялась усиленно оттирать кожу, отмывать волосы и вычищать грязь из-под ногтей.

Когда я закончила, на меня накинули мягкий банный халат и выдали настоящие теплые тапочки. А затем повели обратно. К тому самому вагону, тому самому купе, где на своей полке (больше напоминающей кровать) сидел тот самый офицер.

— Да, я так и думал, если тебя отмыть, ты ничего, — проговорил он, встав с места. И подойдя ко мне, грубо ухватился пальцами за мои скулы, продавливая и так впалые от недоедания щеки.

Получив четкий приказ на дойреском, сопровождавшие меня солдаты отдали честь и удалились из купе, закрыв за собой дверь. И тогда я осталась наедине с офицером… который не собирался ждать, прежде чем получить свою плату за суп.

Девственницей я уже, конечно, не была — с военнопленными женщинами этот вопрос решался довольно быстро. Прежде чем погрузить в вагоны вместе с другими соотечественниками, меня успели уже трижды изнасиловать… что было далеко не рекордом. Просто феи вызывали у оборотней куда больший сексуальный интерес, и так вышло, что рядом со мной девушек этой расы было немало. А в моих жилах их крови текла лишь четверть — феей была моя бабушка, к счастью не дожившая до начала этой кошмарной войны.

Самую «популярную» из взятых со мной в плен девушек, черноволосую красавицу Фрейлис, за то время оприходовало около двух десятков мужчин. Не знаю, жива ли она до сих пор, или уже давно умерла по дороге, оказавшись среди тех, чьи тела раз в пару дней выбрасывали из вагонов во время технических остановок.

— Когда тебя в последний раз насиловали? — с ухмылкой поинтересовался офицер, не отпуская моего взгляда. И не оставляя малейших сомнений, что эти глаза принадлежат жестокому, властному, и полностью уверенному в своем превосходстве палачу.

— За день до погрузки в поезд, — слабо ответила я, дрожа словно мотылек, приколотый булавкой к листу картона. — Кажется, это было где-то неделю назад, может больше. Мне трудно сказать, сколько дней вообще прошло после тех или иных событий.

— И как, ты скучала по этому? — выдохнул он в мои губы, развязывая халат, чтобы прикоснуться к исхудавшему телу, покрывшемуся гусиной кожей. — Скучала по члену, грубо врывающемуся в тебя? Тебе не хватало этого чувства — когда тебя грязно трахают на какой-нибудь вонючей помойке? Натягивают, словно мусор, которым ты и являешься? — хмыкнул оборотень, до боли сжимая своей мощной рукой маленькую грудь.

— Разве это имеет значение? — шепнула я бледными губами, ощущая вторую руку офицера, скользнувшую под халат, чтобы с силой сдавить ягодицу. После чего, пройдясь по бедру, жестко коснуться меня меж ног.

— В самом деле, совершенно не имеет, — горячо выдохнул он… и неожиданно смял мои губы агрессивным поцелуем.

Надо же. Ни один из предыдущих насильников не целовали меня. Да что там, я готова поспорить, что у них даже мысли не было о подобном. Все, что им было нужно, это забрать девственность, нагло хохоча при виде моих слез и глупой мольбы не делать этого. А затем — просто брать, причиняя боль, наслаждаясь своим превосходством и моим унижением. Никому из них не нужны были какие-то губы.

Поэтому оборотень, сбросивший сейчас с меня халат, показался мне странным. Ощущая исходивший от него запах сигарет и крепкого кофе, я лишь неподвижно стояла, широко распахнув глаза, в то время как его язык властно исследовал мой рот, а руки грубо касались только что распаренной в горячей воде кожи. Той самой, что обтягивала жилистое тело, которое оборотень с силой прижимал к своей черно форме, через ткань которой я чувствовала затвердевшее мужское естество.

Как вдруг мужчина резко отстранился, буквально отталкивая меня. И тут же схватил за плечи, разворачивая спиной к себе. Одним движением сильной руки оборотень нагнул меня, заставляя упереться лицом и грудью на купейный столик, от прохладной поверхности которого я вздрогнула.

— Отлично, — бормотал офицер, грубо водя пальцами меж моих ног. В то время, как до моих ушей долетел звук расстегивающейся застежки ремня, а за ней и молнии штанов.

Ощутив головку члена, упирающегося в мою плоть, я зажмурилась, кусая губы. Для меня это было уже четвертое изнасилование…

…Нет, если сравнивать с той же Фрейлис, то правильнее будет сказать: «Лишь четвертое». Но сейчас мое тело пронзило страхом так, как не пронзало даже в тот момент, когда я поняла, что вот-вот насильник проникнет в меня впервые. Острый, непреодолимый животный ужас. Который был сейчас настолько велик, что буквально парализовывал, не давая не то что закричать, даже пискнуть. Потому я просто молчала, сжимая кулаки, когда огромный мужской орган плавно проскользнул в меня — медленно, словно примеряясь.