Грязь. Motley crue - [98]

Шрифт
Интервал

“Ты в санитарной машине. Мы везём тебя в больницу”.

“Но… ”

“Шоу закончилось, приятель. А теперь расслабься”.

В конце концов, мы отменили одно или два шоу, пока я оправлялся от моего сотрясения. Три дня спустя я снова оказался лицом к лицу со стропилами арены и упругим тросом. Теперь Норман нажимал на тормоз так, чтобы я спускался очень медленно, похожий, скорее, на волшебную фею-крёстную, вместо сумасшедшего рок-н-ролла, и остановил меня на высоте метров семи над публикой, вместо полутора. Мне потребовалось какое-то время, чтобы побороть свой страх.

Остальная часть группы была благодарна за эти дополнительные дни отдыха, но потом всё снова вернулось к бесконечным переездам и выступлениям. Пока истощение и безумие овладевали нами, наша жизнь начала снова раскрываться не с лучшей стороны. Сначала в неё вошли тёлки. Перед выходом на бис мы мариновались под маленьким тентом позади сцены, где посасывали холодную минералку. Однажды мы отдыхали там, когда Никки указал на коробку с наполнителем для кошачьих туалетов, которая загадочным образом стояла посреди комнаты. Пока мы пытались выяснить, кто был таким идиотом, чтобы держать кота за кулисами, мы услышали громкое мяуканье. Появилась девочка, которая ползла к коробке на четвереньках. На ней был надет кошачий воротник и ошейник с поводком, который держал в руках наш технический менеджер. Винс посмотрел на меня в поиске объяснений, я посмотрел на Никки, Никки посмотрел на Мика, а Мик снова оглянулся на Винса. Никто не знал, что происходит. Девочка вползла в коробку, задрала своё платье, помочилась в песок, а затем начала скрести наполнитель, пока не зарыла то, что она наделала.

Вскоре мы начали находить способы отвлекаться от тяжелой работы, забавляя себя глупыми человеческими шалостями и наблюдая за нашей дорожной командой, опустившейся на самое дно. Начала развиваться целая кошачья тема, основанная на строчке “кис-кис-кис, иди ко мне” из песни “Same Ol’ Situation”. Технические менеджеры становились в кружок и мастурбировали, в то время как какая-нибудь бедная, но согласная на всё девочка, мяукая, ползала по кругу на четвереньках и слизывала это с их рук, словно молоко. Никки думал, что это весело, но затем у Никки снова начались проблемы, связанные с воспоминаниями о матери.

То, что начиналось, как трезвый и здоровый тур, ближе к концу, превратилось в больной сексуальный цирк. Мы были трезвые, и нам нечем было себя занять, так что девочки стали нашим единственным развлечением. Как только мы начали смотреть на девочек, мы заметили, что они из кожи вон лезут, чтобы только обратить на себя наше внимание: кожаные маски с шаром во рту, одежда монахини с прорезями спереди, откуда высовывались груди, униформа медсестры с клизмами, обтягивающие костюмы красного дьявола с пенисами вместо рогов и ковбойское одеяние с флаконами крема для бритья в кобурах вместо пистолетов. Мы не выдержали и сломались под таким натиском, выбирая девочек за кулисами, которые предлагали нам что-то, чего мы не пробовали прежде.

Во время шоу мы выпрыгивали на сцену перед 25000-100000 человек при помощи хитрого устройства, находящегося под сценой, словно четыре гигантских жареных хлебца «Pop-Tarts» из тостера. Эти хитрые приспособления, в конечном счете, стали метафорой всего тура. Всякий раз, когда мы хотели отдохнуть или поспать, кто-то будто бы дёргал за рычаг и — хлоп — мы снова стояли перед стадионом, полным приветствующих нас людей, готовых посмотреть ту же самую песню и танец, которые мы исполняли уже сотни раз. Всю нашу жизнь мы, чёрт возьми, мечтали о таком туре, как этот; но после двух лет мы пришли к тому, что ненавидели и боялись своих рабочих мест. Никки любил сравнивать это с эрекцией: несколько минут чувствуешь себя восхитительно, но когда она не спадает после нескольких часов траханья, это начинает причинять такую боль, какую только способен выдержать мужчина.

Поэтому мы убивали боль, как только могли. В Австралии Винс снова начал пить. После того, как они отскребли нас от пола в Австралии и сплавили в Японию, Никки споткнулся. А когда они потащили нас на Гавайи, я пошел в стрип-клуб с Винсом и пал жертвой большегрудой официантки с подносом алкогольных напитков ядовитого цвета в пробирках. Вскоре наши отношениями с домом начали оборачиваться пренебрежением, мы все украдкой начали пить, покупать наркотики, возвращаясь к нашим старым самоубийственным привычкам, возможно, за исключением Мика, невеста которого находилась с нами в дороге в качестве бэк-вокалистки.

Ближе к концу тура «Электра» послала к нам съемочную группу. У них была массовая коммерческая конференция с покупателями всех сетей по распространению звукозаписей, и они думали, что для нас это будет хорошая идея — записать на пленку послание, чтобы подлизаться к продавцам и поблагодарить их за их поддержку. Поэтому мы собрались за кулисами перед всей дорожной командой, они включили камеры, и мы вели себя, как послушные марионетки: “Привет, парни, мы — «Motley Crue», и мы хотели бы поблагодарить вас за то, что сделали наш альбом альбомом номер один”. Но затем вдруг кукольные нити порвались. “И мы хотим сообщить, что мы ненавидим вас, и мы ненавидим «Электру». Вы, парни, не даёте нам перерыва. Вы все — сборище жадных грёбаных жоп, и мы знаем, где вы живете, и мы приедем и перережем вам всем горло, если вы не позволите нам увидеть наши семьи”.


Еще от автора Никки Сикс
Героиновые дневники. Год из жизни павшей рок-звезды

Книга представляет собой 413-страниц дневниковых записей, написанных между Рождеством 1986 года и Рождеством 1987 года. Довольно подробно описана запись альбома Motley Crue's Girls, Girls, Girls и последующего турне Girls Girls Girls, заканчивая передозировками героина Sixx в конце 1987 года, которые вдохновляют группу, чтобы бросить героин в целом.


Рекомендуем почитать
Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.