Грязь кладбищенская - [19]

– Так ведь он мне сам то же рассказывал…

– В другой день опять приходит Катрина: “Как ты сегодня, Томас? Вижу, у тебя ограда в огороде на землю упала. А ослы у нас в деревне ужасная напасть, Томас. Да, так-то. И особенно когда их не привязывают изнутри к загородке. Старый осел у Проглота, еще у Придорожника довольно вредный, но хуже и зловредней всех осел у Нель. А он у нее бродит где хочет. Конечно, не под силу гонять ослов бедному старому человеку вроде тебя. Право слово, у тебя и без того забот хватает. А мне надо сказать Патрику, что у тебя изгородь повалилась…”

И вот Томасу Внутряху новая изгородь…

– О, ну точно. Он ведь сам мне про это рассказывал…

– Заходит Нель: “Как ты сегодня, Томас? Немногого же ты добился на этом поле, помоги тебе Бог. Честное слово, ты его почти и не засеял, только крошечный уголок, а тебе и осталось-то всего две недели. Конечно, нелегко человеку управиться в одиночку. Теперь уже поздновато сажать картошку. Ведь уж первый майский день на дворе! Как обидно, что эти – это я про семью Катрины – не уделили тебе ни дня, а сами закончили сеять уже две недели как. Надо мне сказать Пядару зайти к тебе завтра. Нет лучше места для нас обоих до конца наших дней, Томас, чем где-нибудь в уголке у очага…”

И вот на поле Томаса Внутряха закончили сажать картошку…

– Ты думаешь, он сам бесперечь мне об этом не рассказывал?..

– И все равно никто по правде не знает, как все было, кроме тех, кто жил с ними рядом, в одной деревне…

– Катрина всегда особенно старалась перетащить его к себе в дом, только черта лысого у нее получилось. Говорю тебе, Томас Внутрях был не лыком шит. Даже если его кто пытался провести…

– Ты правда думаешь, я этого не знаю?..

– Никто, кроме тех, кто жил с ними в одной деревне, по правде этого знать не может. Томас Внутрях был привязан к своей лачуге, как король к своей короне. Если бы он переехал к любой из сестер, другая бы точно от него отвернулась. И уж точно любая из них потеряла бы к нему всякий интерес быстрее быстрого, стоило ему только расстаться со своей полоской земли. Вот он и не расставался. Старый он лис, Томас Внутрях…

– Думаешь, я сам этого не знаю…

– Вот именно, что не знаешь. И никто не знает, кто не жил с ними в одной деревне. Но всякий раз, стоило ему немного выпить – в праздник, или в пятницу, или в любой другой день, – тут уж начиналось настоящее веселье. Особенно когда он втемяшил себе в голову жениться.

– Дьявол побери твою душу, ты что же думаешь, я редко такое видел у Пядара Трактирщика, стоило Томасу чуть напиться?..

– Я с ним как-то встретился однажды, и вот уж тогда смеху-то было. Пять лет назад это случилось, за год до того, как я умер: “Женюсь, – говорит. – У меня добрый надел земли, полгинеи пенсии, и сам я еще силен да свеж. Дьявол побери твою душу, вот женюсь. Женюсь и все, голуба… Дай-ка мне бутылку виски, Пядар”. – Пядар был тогда еще живой. – “Только самого лучшего, и немедленно. Дьявол побери твою душу, вот сейчас же и пойду искать себе жену”…

– Очень хорошо помню тот день. Я вывихнул себе лодыжку…

– И вот входит Катрина и говорит ему шепотом на ухо: “Пойдем ко мне домой, Томас, а наш Патрик уж постарается поискать тебе жену. Только вы об этом немного потолкуете”…

Потом заходит Нель и шепчет ему в другое ухо: “Пойдем со мной домой, Томас, дорогой, у меня там уже немного мяса готово и капелька виски. А наш Пядар пойдет поищет тебе жену – сразу, как вы чуток перекусите”…

Томас нацелился посвататься к Норе Шонинь в Паршивом Поле: “Хоть она и вдова, – сказал он Нель и Катрине, – дьявол побери твою душу, никакой ее вины в том нету. Женщина она все еще моложавая. Дочери ее, что замужем за вашим Патриком, Катрина, и вовсе не больше тридцати двух – тридцати трех. Так что мать ее для меня по-прежнему резвая кобылка”. Вот так и говорил, честное слово. Ты-то про это знал?..

– Какого же дьявола ты думаешь, что я про это не знал?..

– Да ну, с чего бы тебе про это знать, если ты не жил с ними в одной деревне?..

Их счастье, что у Томаса была всего одна хижина, не то они бы разорились, перекрывая ему кровлю. Семь раз поищи – не найдешь под небом дома, куда уходило бы столько соломы, сколько на этот. Катринин Патрик перестилал северную сторону крыши от щипца до щипца каждый год. Патрик – отличный кровельщик. Осокой он ее крыл. И притом не самой худшей. На эту сторону больше не понадобилось бы ни соломинки лет четырнадцать-пятнадцать. А на следующий год приходил Пядар, сын Нель, с лестницей и с колотушкой. Поднимался на северную сторону… И как думаешь, что он делал с той крышей, которую Патрик настилал год назад? Сбрасывал вниз и так и раскидывал валяться по всей улице. Не сойти мне с этого места, если я тебе соврал хоть словом. Ни единого стебелька не оставлял из той осоки, что настилал Патрик между двумя щипцами, все скидывал.

“Скоро на тебя сверху начнет капать, Томас”, – говорил он. Клянусь Святой Книгой, я сам слышал, как он это сказал. “Прошлогодняя кровля никуда не годится. Интересно, как она хоть каплю сверху удержала. Это же наполовину размякший вереск. Хочешь – сам посмотри. Он, должно быть, не сильно старался, когда нарезал, стоял на твердой земле. А если тебе нужна осока, придется зайти поглубже в болото и замочить ноги. Погляди-ка на мою осоку, что я собрал на самой середке Рыжих топей”…