Грузинские народные сказки. Сто сказок - [119]
– Всего только час, как я жать начал, где мне было собрать больше?
– Смотри же, не снимешь весь хлеб к вечеру, приду, отрублю тебе голову, вырежу печень и унесу, – сказал этот воин и уехал.
Бросился лентяй жать, весь хлеб снял, ни одного колоса не оставил. Упал к вечеру чуть живой от усталости и заохал. Пришла жена, принесла еду, до еды ли ему? Еле жив сидит, чуть дышит.
Скрашивает жена:
– Что это ты утомился так?
Рассказал ей лентяй, что проехал человек от царя и пригрозил: «Не снимешь до вечера весь хлеб – приеду, убью тебя, вырежу печень и унесу».
– Не бойся, – утешила его жена, – сжал ведь все, ничего уж он тебе не сделает.
Так кое-как увязали снопы, свезли; обмолотили и засыпали зерно.
У этого лентяя была одна свинья. Что ни есть в доме съедобного, все он этой свинье носит. Кормит ее, откармливает.
Сказала жена:
– Нам и самим есть нечего, что ты все этой свинье таскаешь? Заколем ее лучше.
– Нет, не заколю, пока жир из нее не полезет, – говорит муж.
Взяла жена масла, растопила, плеснула на свинью, показала мужу и говорит:
– Видишь, как разжирела, так и лезет из нее жир.
Взял тогда лентяй и заколол любимую свою свинью – как ни любил он ее, а желудок свой, видно, любил больше.
Очень скоро съел лентяй свою свинью, только один окорок и успела припрятать жена. Узнал лентяй, что у жены еще один окорок есть, пристал:
– Дай и его!
– Нет, – говорит жена, – не дам!
– Умру, если не дашь.
– Умри, – говорит жена. – Умрешь, никому урона не принесешь.
Встал лентяй, лег на тахту, зажмурил глаза, замолк и лежит, не дышит. Заплакала жена над мужем, что над мертвым.
Привели попа, сколотили гроб, уложили лентяя и понесли в церковь. Подошла все же жена еще раз к мужу, шепнула:
– Встань, не то похороним.
– Как же я встану? Умер ведь я.
– Встань, говорю, – повторяет жена.
– Дашь свиной окорок – встану, – говорит муж.
– Нет! – говорит жена.
– А нет, так я и не встану.
Понесли лентяя, как покойника, и уложили его в церковь. Как стемнело, встала жена этого лентяя, подошла к церковным дверям и закричала:
– Эй, мертвецы, старые и новые! Слушайте – в небе новый храм строится, вставайте все кирпичи носить. Старым мертвецам носить по сто, новым – по двести.
Подумал лентяй: «Мне и пяти кирпичей не поднять, какого черта я им по двести носить буду?» Вскочил и давай бежать из церкви.
С тех пор не думает он ни умирать, ни свиных окороков просить, да и на боку больше не валяется. Стал он работать, и зажили муж с женой счастливо и богато.
Сирота и безбородый обманщик
Было то или не было – жил бедный сирота, ничего и никого у него не было. Раздобыл он однажды зерна и отнес на мельницу молоть. Пришел на ту же мельницу один безбородый обманщик, тоже принес зерно. Смолол сирота свое зерно. Собрался уходить, а безбородый обманщик ему:
– Пойдем вместе.
– Пойдем, – говорит сирота.
Пошли. Идут.
– Знаешь, что? – сказал безбородый.
– Что?
– Давай мою муку замесим, твою подсыплем; а твою замесим – мою подсыплем.
– Очень хорошо, – говорит сирота.
Замесили тесто из муки обманщика, подсыпали муку сироты, испекли славный румяный хлеб. Посмотрел на хлеб безбородый и говорит:
– Давай поспорим: кто лучше солжет, тому и хлеб достанется.
– Хорошо, – говорит сирота.
– Был у нас гусь один, – начал безбородый обманщик, – его еще мой дед вырастил. Такой это был гусь чудесный: какая бы работа ни была – в доме ли, в поле ли, пахота ли, косьба ли, – со всем он один управляется. Сяду, бывало, на него и поеду: то полем прокачусь, то в горы поеду. Вот однажды едем мы полем. Вдруг, к несчастью, шакал – бросился на нас и вырвал у моего гуся весь бок. Упал гусь, умирает. Догадался я, срубил дерево, сплел из веток плетенку и залатал ему бок. Вскочил гусь, сел я на него, и поскакали домой… А теперь твой черед, сиротинка.
Начал сирота:
– У моего отца был пчельник в сто ульев. Отец каждый день, бывало, обходил его и всех пчел пересчитывал. Вот сосчитал он однажды – не хватает одной пчелы. Тотчас бросились все туда-сюда, – ищут, никак пропавшей пчелы не найдут. Узнали, что застряла пчелка за морем – сломала ножку, поймали ее там какие-то разбойники, запрягли в плуг, и пашет бедная пчелка им землю. Пришел туда мой отец, увидел, рассердился очень: «Как! Кто вам дал ее?» Не уступают те. Схватил отец за ухо пчелку и тащит ее. Оторвалась у пчелки голова и осталась в руках у отца. Достал отец орех из кармана, помазал пчелке шейку и привязал голову. Выросло из пчелиной шейки большущее ореховое дерево. Росло, росло дерево, столько на нем орехов, столько – только и делаем, что сбиваем их да носим продавать. Пристала к этому дереву ворона, все орехи сгрызла. Бросил отец ком земли в ворону, застрял ком на дереве. Вырос ком, вытянулся, раскинулось на дереве огромное поле – хоть паши, хоть сей. Разбили мы на нем виноградник, вытянулась лоза, налилась ягодами, да какими – даже врагу весело смотреть. Висит виноград гроздьями, да все пунцовыми. Мы ждем – вот-вот собирать начнем, как вдруг, откуда ни возьмись, появилась шакал-лиса, разнесла весь наш виноградник, все съела, все уничтожила – совсем нас разорила. Решил я: «Пойду-ка, подстерегу, поймаю и задам ей – хвостом камни заставлю кидать, узнает она меня!» Сказано – сделано. Отыскал я лазейку, сквозь которую лиса в виноградник пробиралась, сел, жду; смотрю, идет кто-то, шумит. У меня сердце от страха лопается: сам дрожу, сам радуюсь, жду, вот-вот шакал-лису увижу. И вправду, появилась шакал-лиса. Хвать я ее за хвост, поймал, держу. Вытащил плеть и давай стегать ее. Дай бог тебе счастья – разделал я ее вдоль и поперек. Я ее луплю, а она все бумаги какие-то исписанные да сор сыплет.
