Грузинские народные предания и легенды - [90]

Послал теперь господь голубя и повелел ему:

— Узнай мне все по правде.

Полетел голубь. Прошло время, и, вернувшись, доложил голубь господу:

— Жалостное я видел зрелище: маленький малыш утонул в реке; на берег выкинули его волны. Пришли туда быки, лежат возле него, будто хотят согреть и оживить его, и жалобно стонут, так что сердце разрывается на них глядя. Все живое, даже воронье и грачи, плачут и вопят из жалости к нему.

— Благословен твой язык! Будь светел, как светло твое сердце!

Раньше черным был голубь, а стал белым.

Потому у голубя и ноги красные как кровь. Пролетая, он вымазал их в крови малыша.

197. Овцы и пастух, превращенные в камень [712]

В селе Мачатиа давным-давно жил один богатей. Столько было у него овец, что все окрестные горы были покрыты его стадами. Стойбище для овец было тут же, неподалеку, в горах. С горы в деревню спущен был длинный деревянный желоб, по которому молоко лилось прямо в деревню.

Беззаботно жил владелец скота. Однажды, в то время как доили овец, на гору поднялся нищий старик.

— Гамарджвеба — победы тебе, хозяин! Да не переводится достаток в твоем доме!

— Гагимарджос — будь победителем, — холодно ответил владелец скота.

— Бога ради, давненько не пробовал я молока из-под черной овцы, вели подоить, если можно, — попросил нищий.

— Только поглядите на этого негодного! Молоко белой овцы ему не подходит, подайте из-под черной овцы! Подоите козу и пусть хлебает козье молоко, — крикнул владелец стад пастухам.

Превратил нищий овец, собак, пастухов и жадного хозяина — всех до одного в камень.

Каждую пасхальную ночь оживают они ненадолго. Блеют овцы, лают собаки, пастухи свистят по три раза и вновь превращаются в камень. И сейчас стоят на горе ставшие камнем овцы, собаки и пастухи.

198. Убийца [713]

Был один злой человек, всегда готов был на драку. Девять человек было на его совести. Завел он драку с десятым — хотел убить и его.

Пришла стража, и убежал он. Гонятся за ним. Бежит он по тропинке, ведущей к ниве. Вдруг оборвалась тропинка. Видит он — дороги нет. Не захотел он топтать хлеб и остановился. Пришли, связали его и бросили в темницу. Приговорили его судьи к виселице.

Настал день казни. Подвели его к виселице, просунули голову в петлю. Как толкнули его, чтобы повис он, вдруг выросли из земли два столба. Один одну ногу поддержал, другой — другую. Так и держат его, чтоб не задохнулся. Удивились все. Спилили те столбы, да на их месте новые встали — не допустили его смерти.

Спрашивают все:

— Что это? Чудо?

Убийца и говорит им:

— Не стал я топтать ниву, пожалел труды рук человеческих, за то и благодать хлеба надо мною.

Простили ему все прегрешения и отпустили с миром.

199. Дети на том свете [714]

На том свете грудные дети сидят на ветвях фигового дерева, которое стоит посреди молочного озера. Дети щебечут, поют. Когда им хочется есть, ветви приближаются к поверхности озера и пьют дети то молоко.

200. Медведь, волк и лиса [715]

Медведь, волк и лиса людьми были, говорят. Однажды Христос-бог проходил мимо. Воззвали эти трое к богу: очень тяжело, говорят, нам пропитание себе доставать.

Господь сказал им:

— Лес да будет виноградником, луг — нивой, а эти булыжники у берега реки — барантой. Растите их, хозяйничайте и живите в ладу меж собой.

Жили они зажиточно, хорошо. Один за виноградником ходил, другой ниву растил, третий баранту сторожил.

Проходил однажды по той земле господь в крестьянской одежде. Подошел он к винограднику и попросил хозяина:

— Будь отцом родным. Дай-ка мне кисть винограда, рот освежить.

— Проваливай с глаз моих долой. Много тут таскается подобных тебе.

Пошел он ко второму:

— Будь отцом родным, не пожалей куска сухого хлеба для нищего.

— Иди, проваливай, не то тебе... Пошел он к третьему:

— Налей глоток молока, дай промочить горло.

— Иди прочь с глаз моих долой, пока собак не натравил на тебя.

Рассердился Христос-бог и снова превратил тот виноградник в густой лес, виноградаря — в медведя, ниву — в луг, а хозяина лисой сделал. Баранта снова стала булыжником, а пастух — волком. И посейчас оно так. А в старину, говорят, медведь, волк и лиса людьми были.

201. Как кудианеби вывелись в Хони [716]

Один крестьянин пришел в соседнюю деревню и там увидел красивую женщину лет двадцати пяти. Она понравилась ему, и крестьянин женился на ней. Но оказалось, что жена его была кудиани[717]. Еще не прошло и медового месяца, а шабаш ведьм уж наступал. Чтобы на время своего праздника выпроводить мужа из дому, она сказалась больной и отправила супруга в город за лекарством. До города было далеко. Мужик шел лесом. Застигла его ночь, и решил он переночевать в лесу. Мужик был не из храбрых и в поисках местечка поудобнее и безопаснее вышел на поляну. Посреди поляны ему попался большой кувшин, врытый в землю, — туда и забрался несчастный. Сидит мужик и горюет о больной жене. Вдруг поднялся шум и поляна наполнилась ведьмами: одни из них принеслись на лошадях, другие — на коровах, третьи — на свиньях, а остальные — кто на чем попало. Ужас овладел мужиком. Среди ведьм он увидел и свою жену. Ведьмы всю ночь танцевали под звуки чонгури[718]; а когда наступило утро, положили его в кувшин, не заметив в нем человека, и удалились с поляны. Когда ужас миновал, опомнившийся крестьянин взял чонгури, вылез из кушина и побрел домой. Жену свою он застал в постели. Начал он играть на чонгури: супруга поднялась и запорхала по комнате. Наконец муж прекратил игру и, оставив успокоившуюся жену, ушел в другую комнату. Но через некоторое время он вынес оттуда раскаленное добела железо и им заклеймил жену крестообразно. Затем, собрав односельчан в церковной ограде, он и тут заиграл на волшебной чонгури: все кудианеби пустились в пляс. Тут же всех ведунов и ведьм заклеймили крестом, и с тех пор они уже не водятся в Хони