Груз-500 (таежный детектив) - [79]

— Ну что, Николай Никандрович, мы начали свое дело. Только что закончился допрос бульдозериста Романа Николаенко, которого зареченцы взяли в три часа ночи прямо из балка на Нижнем перевале.

— И что он показал?

— Во-первых, когда его брали, он чуть милиционеров не прикончил. Подъехали к балку, стали стучать в дверь — никто не отзывается. Стали фонариком в окошко балка светить, видят, человек лежит, голова обернута каким-то тряпьем, а тело совсем не прикрыто. Стекла в помещении кое-где разбиты, такой сквозняк, на улице мороз за тридцать, на столе вода в кружке замерзла, а ему хоть бы что. Кое-как его разбудили, начали объяснять, чтобы балок открыл, а он ни в какую. Хорошо, что водитель районной милицейской машины его лично знал и попросил: «Роман, открой. Это я — Анатолий Свиридов».

Тогда он поднялся и пошел дверь открывать. А она примерзла, еле-еле отковыряли. Хотели войти в балок, а он не пускает, сам вышел. Тут его второй милиционер и схватил за руку. Бульдозерист, конечно, возмутился, но ему объяснили, что есть приказ доставить его в райотдел по очень важному делу.

«А почему ночью, что нельзя подождать до утра? Какие еще срочные дела? — бушевал бульдозерист. — Я что, убил кого или миллион украл?».

Сгреб милиционера одной рукой, поднял над собой и потащил к обрыву. А там метров восемьдесят будет. Но тут знакомый милиционер взмолился, буквально в ноги ему упал, и этот бугай за метр до обрыва развернулся и швырнул свою ношу в снежный сугроб. Хорошо, что снег был рыхлый, парень не покалечился.

— А оружие, а резиновые палки?

— Да какое там оружие, деревенские парни так перепугались, что про все забыли. А бульдозерист говорит: «По-хорошему поехал бы, а вы меня насильно, да еще ночью подняли. Я трое суток без сна и отдыха, на нижнем перевале дорогу расчищаю. Сами видели, что там творится. Снег валит и валит, а я один на такой участок».

Кое-как уговорили, привезли в отдел, а там уже конвой принял и доставил к нам. Я еще не встречал таких здоровых и сильных мужиков, зверь зверем. Сидит передо мной на приваренном стуле, а пудовые кулаки почти на полу лежат. Я спрашиваю:

— Кто стрелял на том месте, где вы мертвого человека нашли?

А он отвечает:

— К чему вы такие вопросы задаете? Наши мужики четыре дня назад за ним поехали, как привезут, тогда и скажу.

И больше ничего говорить не хочет. Сидит и большущей своей головой крутит. Надзиратель говорит, как завели его в изолятор, сразу одежду снял, в одной майке остался. Говорит, дышать трудно. А когда в общую камеру привели, все зеки, увидев этого громилу, встали, как по команде. Даже из-под нар слабаки повылезали. Ну, думаю, мы здесь с ним намаемся.

— А протокол подписал?

— Да, подписал. И еще сказал добавить в протокол, что если мы на него кого-нибудь натравим, убивать не будет, а будет вырывать у кого руку, у кого ногу, уж как получится. Я ему говорю, мол, давай этого в документ писать не будем, ведь и быка в консервную банку закладывают. Он сильно разозлился, я даже подумал, что сейчас он оторвет приваренный к полу стул, всякое тогда может случиться. И заявляет: «Еще раз говорю, допиши в протокол то, что я сказал, больше повторять не буду».

Ну, я, конечно, дописал. Надо было разрядить обстановку, да и его по поводу трех стреляных гильз показания нам будут нужны. Потом его увели в 16-ю общую камеру.

Вот первые ласточки этого дела. У меня все. До свидания.

Телеграмма

Бирюкову

Срочно доложите обстановку. Есть первые признания подследственного из числа экипажа.

Жду на связи.

Шабанов.

Прокурор отобрал необходимые бумаги, которые могли понадобиться, сложил их в подарочную кожаную папку и поехал в Белый дом. А в центральном изоляторе закончился допрос горного мастера Савченко. Как ни крутил следователь по особо важным делам, он не смог получить ответа на вопросы, возникшие у прокурорских работников: почему фарфоровый сосуд оказался разбитым? И что это за стрельба была у Лесной косы после злополучной находки? Василий Николаевич просто не понимал, о чем его спрашивают, он спокойно, с достоинством отвечал и когда сообразил, что ищут какое-то золото, внутренне даже как-то приободрился. Он был уверен, что опять вернулись к старой истории на участке «Соболиная Падь». Тогда его здорово подвел сменщик, польстившийся на пробирку шлихового металла. Как следствие ни пыталось привязать Савченко к этому позорному делу — ничего не вышло, да и не могло выйти. Бывший горный мастер был чист перед собой и государством. А что касается обнаруженных останков человека, то Василий Николаевич действовал правильно — сообщил начальству о находке, запретил людям что-либо трогать, завалил путь к месту трагедии сухостоем. Иногда главный геолог и товарищи по артели намекали ему, что зря он поспешил с радиограммой — теперь возни не оберешься. Савченко считал себя правым, поступив, как положено в таких случаях. А вдруг это были череп и кости Красавина? Мужики вроде бы его ружье узнали.

— А почему вы тогда всех отправили по машинам, а сами в одиночку вернулись с топором? — допытывался следователь.

Василий Николаевич подумал: стоит ли говорить правду, признаваться, что он мужик суеверный, растерялся, попав в столь необычную ситуацию, и, чтобы как-то успокоиться, в сердцах ударил топором по дереву, где висело ружье? Нет, не поймет этого прокурорская душа!