Грусть белых ночей - [30]

Жито стоит высокое, в самом цвету. Колоски пухлые, окутанные нежной пушистой мережей. Перекликаются в жите перепела — пить-пить, пить-пить... По пыльному большаку, по ту сторону железной дороги, стучат телеги.

Лето входит в полную силу. Трава в лугах густая, сочная. Солнце поднялось высоко. На тысячи ладов трещат кузнечики.

А вот и дубы. Только Нади нет. Не догадалась прийти. В душу Василя закрадывается тревога. Последний год она почему-то все чаще и чаще закрадывается...

Листва на дубах чистая, нежная, вся светится на солнце. Тихо, тепло, хорошо.

Василь не спеша идет домой. Окутанный пылью, проносится брестский поезд. Последний вагон заметно покачивается. Двенадцать часов. Брестский всегда проходит в двенадцать...

По улочке, выходящей в поле, скачет всадник. Вид у него необычный: лицо потное, волосы взбиты, рубашка расстегнута.

Василь узнает в нем бригадира тракторной бригады Рыбака, которого в прошлом году наградили медалью и торжественно встречали на станции.

— Война! — кричит бригадир Василю. — Гитлер напал…

ПРОЩАНИЕ В КОВАЛЬЦАХ

Повесть. Пееревод А. Островского

Тихий мальчик — отец его не вернулся с войны, а у матери на руках было еще двое — гонял на выпас скотину, привык встречать солнце, когда оно еще только подымается из-за леса, узнал цену долгому дню, докучному, надоедливому дождю, от которого не укроешься под самой мохнатой елью и промокаешь до нитки. Но мальчик многому научился, из лета в лето выгоняя коров на пастбище: своим хорошо наточенным ножичком мог сделать свистульку из верхушки молодой сосенки, смастерить мушкет, стрелявший водой, из узловатого корня искусно вырезать фигурку. Весною он находил без счета птичьи гнезда, знал, где и когда распускаются белые кувшинки, водяные лилии, где, какие первыми вырастают грибы.

За это почитала мальчика босоногая команда местечка.

Когда мальчик кончал семилетку, в соседнем с их хатой домике с желтыми ставнями поселился районный начальник — высокий веселый человек, который утром, как только выгонят коров, садился в газик и возвращался поздно вечером, а то и ночью. У начальника была дочка — пушистое, круглое, как мячик, создание с большими синими глазами и крепкими ножками. Всегда одетая как кукла, девочка ходила в первый класс, но, несмотря на малый возраст, удивляла самостоятельностью, проявляя склонность приказывать и командовать.

— Поймай мне синюю птичку! — каждый день требовала она от мальчика.

В окрестных лесах синей птичкой могла быть только сизоворонка, и он, если бы очень захотел, мог бы ее поймать, но жалел птиц и никогда их не трогал.

В последнее лето, когда мальчик получил свидетельство за семь классов и уже знал, что осенью поедет в ремесленное училище, потому что кончать десятилетку не придется, на земляной вал пришла к нему пушистоголовая девочка с большими синими глазами.

Насыпной вал подковой охватывал деревянный городок, когда-то, в давние времена, бывший крепостью. Отсюда хорошо было следить за коровами — они паслись внизу, на луговине. Паренек листал книгу, когда рядом с ним присела девочка.

— Сколько ты прочитал книжек? — спросила она.

— Я не считал, — ответил мальчик. — Но, пожалуй, больше ста.

— Так много? Я только две. Про Али-бабу и сорок разбойников и еще про Синдбада-морехода.

— Ты еще маленькая. Прочитаешь...

— Я хочу с тобой дружить, — говорила девочка. — Ты смелый и не боишься ходить по лесу.

— Но ведь я уеду.

— Все равно будешь приезжать. Я люблю дружить с мальчиками. Только мне никто не нравится... Один ты...

Он в самом деле, когда учился в ремесленном, приезжал в местечко. Потом работал на заводе, служил в армии, снова вернулся на завод, стал студентом-вечерником. Тем временем след девочки затерялся — ее отца перевели в другой район.

Встретил он ее через много лет. Пушистое создание стало видной, красивой девушкой. Но так же упрямо, строго, испытующе смотрели синие глаза, на щеках, когда она улыбалась, появлялись ямочки. Она его не узнала. А он вдруг понял, что не может без нее жить, и с этим надо было что-то делать.

Узнал, что в деревеньке по соседству с местечком, где синей птицей пролетело его детство, поселился отец девушки, она часто приезжает к нему, и там все как было прежде — луг, лес, речушка. Подумал, что там скорее может вернуться то, что тоненькой ниточкой протянулось в детстве. Он ушел с завода, перевелся на заочное, уехал в Ковальцы...

I

Я выхожу во двор в густую, как деготь, темень. Весь день сеялся дождь, но к вечеру прекратился, даже мороси нет, и только слышно, как тяжелые водяные капли падают с крыши на крыльцо. Даже к такой темени привыкает глаз: вижу огромный, как туча, силуэт старой липы за погребом, справа — стену молодого сосняка, подступающего чуть не к самой хате.

Отворив калитку, направляюсь со двора к шоссейке. Тропка подымается вверх, через сотню шагов виден уже мерцающий разлив огней. Прямой ровной линией они идут только вдоль шоссе. На ферме, на специальной арке, выделяется красная звезда. Ее зажигают во все праздничные дни. В темные вечера кажется, что звезда, висящая низко над землей, скатилась с неба.

Не шоссе тихо. Автобус из Минска уже должен прийти, но его нет. Автобусы часто опаздывают, особенно вечерние. Я бросаю взгляд на окна лесничего Разуменко — его большой, как амбар, дом стоит на окраине разбросанных, застроенных как попало Ковальцов.