Грусть белых ночей - [25]

Остается химия, геология с минералогией и астрономия. Над химией — в десятом проходят органическую — придется тоже посидеть.

Гранит математики, если серьезно поднажать, непременно поддастся. Хорошее дело сделала для Василя Антонина Федосовна, охватив повторением по алгебре и геометрии материал предыдущих классов. При решении уравнений с одним, двумя, даже тремя неизвестными Василь чувствует себя как рыба в воде, а это очень пригодилось в дальнейшем.

Время у Василя распланировано до минуты. Ведь надо пройти и программу девятого, класса. Он, пожалуй, самый тяжелый, девятый класс, потому что весь материал, за исключением экономической географии, новый.

Отец был на дежурстве, когда привели коня — ехать за сеном. Василь едет сам с хозяевами коня — единоличниками Мирончиками, отцом и сыном. Старый Мирончик молчалив и угрюм; сын — у него на редкость красивое лицо — держится значительно проще, весело разговаривает с Василем, смеется.

У Мирончика двое сыновей — есть еще старший, но оба неграмотные. Даже читать не умеют. Жили на дальнем хуторе, и отец не пустил в школу. Между тем Коля — так зовут парня — рассуждает очень трезво, толково, рассказывает забавные истории. Василь удивляется. И вообще Василь удивляется весь этот пасмурный день. Еще нет хорошей санной дороги, и коня запрягли в телегу. Колеса громыхают по мерзлой земле, едут медленно. По обе стороны дороги ольшаник, зfросли лозы, пожухлая болотная трава. Василю словно в новинку все это. Сидя над книжками, решая задачи, он словно забыл, что есть лес, поле, замерзшее болото — широкий, многообразный мир, который не зависит от книг и живет своими законами.

На макушке березы стрекочет сорока, и Василь удивлен; словно впервые видит птицу. Такими же удивленными глазами провожает зайца, перебежавшего дорогу; пробивает каблуком ботинка ледяную корку в лужице и долго стоит как вкопанный — смотрит, как пульсирует, вырывается из ледяного плена вода.

Мирончики перемигиваются: Василь явно кажется им чудаком.

Позже, когда привезли сено, старый Мирончик поделился с отцом:

— Думал, твой как мой. Вроде бы ровесники. Но у твоего и половины нет той расторопности, что у моего Коли. Уставился в пень и смотрит. Как будто впервые видит...

Отец понял замечание Мирончика в том смысле, что Василь плохо накладывал сено. Василю, конечно, обидно — вилами, граблями умеет пользоваться с детства, — но убеждать отца не стал. Ведь он тоже ничего не знает про девятый и десятый классы.

Был еще один вопрос, беспокоивший Василя, — прием в комсомол. На школьном собрании его приняли единогласно. Но как в райкоме? Устав Василь знает хорошо, имеет общественные поручения.

Райком комсомола находится в одном из помещений старой школы. Хмурым декабрьским утром группу школьников — и Василя в том числе — вызвали на бюро.

Все опасения и страхи оказались напрасными. Василя спросили только, как учеба, и, когда он рассказал, награжденный в конце лета медалью «За трудовую доблесть» бригадир тракторной бригады Рыбак — он вместе с другими активистами заседал в райкоме — внес предложение: принять!

За это предложение проголосовали все члены райкома.

Домой Василь возвращался радостный и гордый.

Наконец наступил Новый год.

День обычный, хмурый, довольно теплый. Идет снежок.

«Павлинку» ставят в школьном клубе; клуб оборудовали в выступе здания. Убрали стену между классом и учительской. Получился довольно просторный зал. Выступ открыт всем ветрам, помещение поэтому довольно холодное. Василь всю зиму здесь замерзал, когда учился в пятом классе. Но для клуба оно в самый раз. Даже сцена есть — небольшое возвышение, отделенное от зала ситцевой занавеской.

И вот спектакль! В зале воцарилась напряженная тишина. Десятиклассники приклеили усы, бороды, однако их все узнают: Микола Райдун, Изя Цукерман, Степан Бронька, Володя Божок и еще несколько парней и девчат. Пьеса поставлена хорошо. Василь забывает, что там, на сцене, играют самодеятельные артисты. У него даже поднялось настроение, в тех сценах, где положено целоваться, он заметил, что Надя только делает вид, будто целуется. Она даже не коснулась мокрых Лизюковых губ.

Неплохо ведет свою роль и Степан, во всяком случае не хуже других. Держится на сцене уверенно и смело. А когда писклявым голосом затянул: «Плаваён галэмбi, летаён лабэндзi, з нашэго кохання пэвне нiц не бэндзэ», — зал одарил Степана дружными аплодисментами.

На сцене посадили струнный оркестр. Танцы, песни, предусмотренные пьесой, удались больше всего.

После спектакля — новогодний бал. Стулья вынесли в коридор, и в клубе начались танцы.

Еще в зале Василь заметил чернявого лейтенанта. Теперь же, приглядевшись повнимательнее, узнал его. Это был Иван Дмуховец — один из тех, кто первым закончил местечковую десятилетку. Два с половиной года назад состоялся первый выпуск, и вот Дмуховец уже лейтенант. Его широкие плечи плотно облегает зеленая, перетянутая портупеей гимнастерка с двумя кубиками в петлицах. На лейтенанте все блестит: ремни, пуговицы, сапоги, даже веселые, чуть влажные от возбуждения глаза тоже блестят.

Надя чувствует себя королевой вечера. Быстро переоделась — на ней теперь темное платье с белым воротничком, лакированные туфли-лодочки, голова повязана синей косынкой.