Грубая обработка - [58]

«Уже нет».

Его состояние оставляло желать лучшего: он определял это по двум признакам: первый — он не мог пить кофе, другой — его пальцы пробегали несколько раз по коллекции пластинок, но так и не могли ни на одной из них остановиться.

«Человек, который устал от джаза, устал от жизни». Кто сказал это? И, если это так, правильно это или нет? «Чарли, — сказал он сам себе, — мне не особенно нравится, когда ты бываешь таким».

Он нашел номер телефона Нормана Манна и оставил послание с просьбой перезвонить ему. Он все же смолол колумбийского темного кофе и сел дожидаться, когда темно-коричневый ручеек потечет в чашку. Майлз и Бад у него на коленях доедали оставшуюся половину его бутерброда. И только дверной колокольчик напомнил ему о Клер Миллиндер, о ее «самоприглашении», о котором он почти забыл.

— Я решила остановиться на красном вине. — Она стояла за дверью в расстегнутом длинном темно-синем шерстяном пальто, короткой черной юбке, колготках в широкую полоску, в бежевом свитере, слишком свободном в плечах. Можно было подумать, что его она связала сама. Ее лицо светилось улыбкой. — Я пыталась найти новозеландское, но пришлось согласиться на это, — сказала она, проходя мимо него в широкую прихожую. «Мюррей-Вэлли. Осси Шираз». — Это не бурда, хорошее вино. — Она протянула ему бутылку. — Я ее держала в тепле, пока ехала сюда.

Резник взял бутылку и придержал дверь, пропуская ее на кухню. Она прошла вперед с раскрасневшимися щеками и блеском в глазах, задев Резника плечом.

— День был хорошим? — Клер низко наклонилась и погладила малыша Бада. Резнику трудно было не заглянуть ей под юбку.

— Так себе.

— Готова поспорить, что вы устали.

Резник не ответил. Он раскупорил бутылку и поставил ее на стол. Красное вино принято подержать открытым, чтобы оно подышало, но он никогда не помнил, как долго надо ждать и зачем вообще это нужно делать.

— Вы не особенно любите вино, не так ли?

— Почему, у меня даже есть штопор.

— У меня есть ранетка для тенниса, но я не езжу на соревнования в Уимблдон. И не собираюсь. — Она задвигалась, и Бад отодвинулся от ее ног. — Мне кажется, — она взглянула на его живот, — вы предпочитаете пиво.

— Вы хотите подержать бутылку открытой еще некоторое время?

Клер улыбнулась.

— Теперь, я думаю, будет в самый раз.

Он глядел, как она медленно обходит всю комнату. Сам же он сидел и крутил в руках стакан. Ее интересовало все: пластинки, книги, в беспорядке сваленная куча местных газет, дожидающаяся, когда ее выбросят, голые стены.

— У вас нет ее фотографии?

— Кого?

— Той, с нем вместе вы купили этот дом. Вашей жены.

— Вы говорили что-то о предложении?

— Это может означать, — продолжала она, решив не обращать внимания на его попытку перевести разговор на другую тему, — только то, что воспоминания все еще болезненны для вас. Или же что вы выбросили ее из головы.

Полностью.

Она взглянула на него, увидела, как беспокойно ерзает он в своем кресле, и засомневалась, что она поступила правильно, заявившись сюда. Она также не считала разумным, что провела до этого час в баре, так как знала, что винный перегар никогда не является привлекательным и уж, конечно, не притянет его к ней. Но уж коли проявила безрассудство, ничего не поделаешь!

— А как насчет музыки? — Она села напротив него, устроившись на боковом валике дивана, и пригубила вино.

— Накую музыку вы любите?

— Выбирайте сами.

Когда он был в последний раз в таком положении, с Рашель, все было просто. Он знал, что она любит слушать, хотел поразить ее мелодиями нежными и задушевными, как бы летящими от сердца к сердцу.

Клер смотрела, как неуверенно он двинулся к пластинкам, и представила, что она тоже встала, остановилась за его спиной, сильно сжала руками его плечи… Когда он обернулся, чтобы посмотреть на нее, на его щеках стала заметна — правда, едва-едва — тень выросшей за день щетины.

Резник поставил «Джека Медведя» Эллингтона. Отрывистые фразы саксофона, сопровождаемые струнными. Бас Джимми Блантона повел мелодию с первыми звуками рояля.

— Чарли, — обратилась к нему Клер, — так вас называют?

— Некоторые.

— Вы не думаете, что это старомодное имя?

— Может, и так.

— Мне оно нравится, делает вас проще.

Резник отпил немного вина, стараясь при этом не проглатывать его, как он делал это с чешским «Будвайзером», или ирландским «Гиннессом» в пабах. Ему казалось, что прошло много времени с тех пор, как он съел бутерброд. Вероятно, так и было. Перед ним, почти рядом, сидела привлекательная молодая женщина, которой надоела ее повседневная работа и люди, преимущественно мужчины, с которыми ей день изо дня приходилось встречаться. Как когда-то говорили, «британские полицейские великолепны». Нет, вы больше не услышите такого, разве что только при повторах старых фильмов по телевидению в послеобеденное время между показом игры в снукер на бильярде и лошадиных заездов. Все же что-то есть в его работе, может быть, контакт с нелегальным, незаконным, иногда их разделяет только один шаг, который нельзя переступить.

Она хорошенькая, эта Клер Миллиндер, и то, что она знает это, не портит ее. Создается впечатление, что она одевается так, как ей нравится, и если это ей не идет, то «пусть им будет хуже». Она самоуверенна, а общая ее хрупкость вызывала у Резника, против его воли, восхищение. Почему же всего этого ему недостаточно?