Грозовой щит - [19]

Маленькое стадо свиней собрали в центре, в загоне треугольной формы. Это ограждение состояло из двух мачт, которые лежали на поднятых деревянных колодках, а между ними была натянута сетка из связанных веревок. В начале путешествия животные выглядели достаточно спокойными.

Каллиадес посмотрел на Пирию. При ярком солнечном свете ее лицо казалось измученным, проступили синяки. Под правым глазом распухло, и микенец увидел глубокие царапины на ее шее. «Кто ты? — думал он. — Откуда ты знаешь Одиссея?»

Он заметил ее замешательство, когда она рассказывала о посещениях царем Итаки ее семьи. Слово «дом» использовалось вместо какого-то другого. Какого? Фермы? Дворца? Имения? Молодой микенец нисколько не сомневался, что Пирия была родом из богатой семьи. Девушка, задумавшись, смотрела на море и не обращала на него внимания. Каллиадес заявил пиратам, что считает ее красивой. Он так сказал, чтобы пресечь обычные оскорбления, которыми мужчины награждали ее. Теперь воин понял, что в его словах была доля правды. «Как странно, подумал он, — что, отрезав волосы, она раскрыла свою красоту». Ее шея была длинной и изящной, а профиль утонченным. Девушка посмотрела на него в ответ, ее взгляд стал суровым, губы сжались. Пирия отвернулась от него.

Он хотел заговорить с ней, но передумал. «У тебя есть другие заботы, — упрекнул Каллиадес себя. — Одиссею известно твое имя». Это был сюрприз. Микенец не считал себя знаменитым, и у него не было причин думать, что его знают за пределами Микен. На самом деле это означало, что царь Итаки мог также знать о награде, которую Агамемнон назначил за его голову.

Молодой микенец посмотрел на Банокла. Его совершенно не беспокоили мысли о предательстве или плене. Воин прошел по узкому проходу между заграждением и гребцами и встал, дружелюбно болтая со светловолосым моряком, Леуконом. У Банокла был дар завоевывать любовь окружающих.

Одиссей позвал Биаса, приказав ему взять рулевое весло. Затем коренастый царь прошел мимо Пирии и направился на нос. Когда он проходил рядом с ограждением, самая большая из черных свиней негромко хрюкнула и высунула к нему голову. Одиссей остановился и почесал животное за ухом. Свинья наклонила голову. Царь Итаки погладил ее и пошел к Нестору. Черная свинья наблюдала за ним.

— Он всегда умел находить общий язык с животными, — сказал Биас. — Кроме лошадей. Худший наездник из тех, что я видел.

Постепенно лучи солнца становились все теплее, ветер стих. Предупреждение Банокла о свиньях было напрасным. Они оказались сообразительными животными. Пол их заграждения был покрыт сухой травой, чтобы впитывать мочу, но животные пользовались только первой частью их загона для испражнений. Микенцам повезло, что они на корме — не то что Нестору и его сыновьям. Престарелый правитель держал платок у носа.

Но хуже всех было гребцам, чьи сиденья располагались справа и слева от растущей кучи навоза.

К полудню, когда «Пенелопа» безмятежно проплыла мимо группы островов, небо начало темнеть, а над кораблем стали собираться тяжелые облака. Поднялся ветер.

Каллиадес посмотрел на небо.

— Надвигается шторм? — спросил он Биаса. Чернокожий моряк покачал головой.

— Становится свежо. Ничего страшного. Мы направляемся вон к тому острову, — добавил он, показав на отдаленную золотую скалу на горизонте. — Мы высадимся на Скале Титана еще до заката.

Теперь «Пенелопа» проплывала мимо группы островов с высокими скалами и узкими пляжами. В отдалении Каллиадес увидел быстро надвигающуюся темную тучу. Он указал на нее Биасу. Это была огромная стая птиц, которые улетали со стороны моря. Группа из двадцати или больше дельфинов появилась на горизонте, прыгая, извиваясь, и быстро проплыла мимо корабля в том же южном направлении, что и птицы.

— Что-то обеспокоило птиц и рыбу, — заметил Биас.

Кто-то громко вздохнул. Главный гребец, Леукон, превозмогая запах навоза, выпустил свое весло и нагнулся за борт, чтобы опустошить содержимое желудка в море. Банокл побежал по узкому проходу между загоном для свиней и гребцами.

— Я могу занять его место ненадолго, — закричал великан.

— Давай, парень, — согласился Биас.

Одиссей шел с носа, в то время как Леукон направился на корму, подальше от запаха. Только тогда Каллиадес увидел, что самая большая из свиней пробирается сквозь стадо и бежит к Одиссею. Поставив передние ноги на горизонтальную мачту, она громко завизжала. Леукон как раз проходил мимо. Он зло ударил ее, стукнув огромной рукой по морде животного. Свинья громко закричала, перелезла через временное ограждение и бросилась на Леукона. Все свиньи начали фыркать и визжать. Леукон упал, но ударил налетевшую на него свинью, стараясь спастись от нее. Гребец, сидящий слева, встал со своего сиденья, чтобы помочь товарищу. Свинья кинулась на него, затем вскарабкалась на скамейку гребцов. Ее ноги беспомощно заскользили по влажному деревянному сиденью, и, прежде чем кто-нибудь смог остановить его, животное с визгом бросилось в море.

Одиссей в ярости подбежал к Леукону.

— Зачем ты ударил свинью?! — закричал он.

— Она раздражала меня! — со злостью ответил моряк.