Грозный отшельник - [2]

Шрифт
Интервал

— Ерунда! Проголодались вы, что ли? Так ведь вы же забрали целую груду собственной провизии и, кроме того, сожрали почти все, что я взял лично для себя.

— Это были такие вкусные вещи, саиб. Мы в жизни никогда не ели таких вкусных вещей, саиб, — со вздохом признался храбрый Муззаффар. — Но, саиб, все же будет гораздо лучше, если мы немедленно покинем это место.

— Да идите вы к черту! Что случилось?

— Эддин слышал, саиб, как вздыхает в своей могиле старый раджа Баккани, великий воитель.

— Что вы, с ума сошли?

— Нет, нет, саиб. У Эддина отличный слух. Он слышит все, что творится на три мили вокруг. Пусть саиб только посмотрит на уши Эддина…

Я поглядел на знаменитые уши одного из моих телохранителей, Эддина, и едва удержался от восклицания.

Да, черт возьми, это были действительно уши.

Его уши были колоссальной величины, тонки, кожисты и при этом обладали свойством шевелиться, как будто сокращаться и распрямляться. Недоставало одного: чтобы Эддин по произволу мог их распускать наподобие веера и хлопать ими.

Попади Эддин из дебрей Индии в какой-нибудь европейский город, он смог бы показываться в любом цирке или ярмарочном балагане со своими чудовищными ушами в качестве величайшей редкости.

Добавлю, что не знаю, в силу каких именно причин Эддин ни на мгновение не оставался в покое. Вернее, его совершенно безволосая и круглая, как бильярдный шар, голова с блестящими глазами все время вертелась, нагибалась, поднималась, кожа на темени собиралась в странные складки, а уши, уши… Эти уши порхали, словно два гигантских мотылька.

— Что слышал Эддин? — задал я вопрос, с величайшим трудом удерживаясь от смеха, душившего меня.

— О, саиб! Он слышал вздох великого раджи Баккани.

— Вздор. Великий раджа Баккани, говорят, умер семьсот лет тому назад. Кости истлеть успели.

— Это ничего не значит, саиб. Мы, бедные индусы, разве мы знаем, есть ли легкие и печенка у духа великого раджи.

— Эддину просто приснилось, будто он что-нибудь слышал.

— О нет, саиб! Разве Эддин мог спать, когда у него были открыты глаза?

— Мне нет никакого дела до всей этой чепухи. Я остаюсь. А вы можете удирать, если вам угодно!

— Но саиб не лишит нас заслуженной нами за нашу самоотверженную храбрость награды?

Тут я уж не выдержал и расхохотался.

Минуту спустя от моих телохранителей и след простыл, и я остался в полном одиночестве.

Едва прошло еще четверть часа, как и я почувствовал себя немногим лучше, чем, должно быть, чувствовал себя сам длинноухий «самоотверженно-храбрый» Эддин: я явственно расслышал неимоверно глубокий и как будто печальный вздох, словно вырвавшийся из самых недр земли, затем какое-то неясное бормотание, а потом звон цепи.

Да, да, ошибки быть не могло.

Кто-то, и по всем признакам, совсем недалеко от меня, шел, тяжело ступая, как будто шаркая старческими ногами, и на ходу волочил тяжелую цепь, которая звенела, ударяясь о камни. И каждый шаг сопровождался глубоким, печальным вздохом и бормотанием.

Мною овладел самый дикий, малодушный страх. Позабыв о том, как я смеялся над суеверными индусами, я сам ринулся в паническое бегство, позабыв обо всем в мире, оставив на произвол судьбы мой мольберт, громоздкую и тяжелую шкатулку с красками, огромный зонт — все решительно.

И опомнился я только тогда, когда находился уже поблизости от поселка.

На счастье, моего улепетывания от «духа» раджи Баккани и потери всего моего имущества никто не видел. Я мог заявить преспокойным тоном, что попросту окончил работу и оставил все мои вещи в развалинах, чтобы не таскать их с собой завтра.

— Надеюсь, там их никто не тронет, — уверенным тоном сказал я Мустафе.

— Если только духи развалин, саиб, не заинтересуются твоими вещами, — отозвался старик, поглаживая бороду.


* * *

На другое утро мне стоило немалого труда заставить собраться в поход моих храбрых телохранителей. Но пара пиастров помогла им побороть страх, и мы отправились.

Можете себе представить мое удивление и негодование, когда я увидел, что все мои доспехи разбросаны по поляне, на которой я вчера работал.

Мольберт — в одной стороне, зонт — в другой, этюды, сильно испорченные, смазанные, — в третьей.

На мое счастье, каким-то чудом уцелела от разгрома шкатулка с красками, как уцелело и большинство кистей. Таким образом, я мог немедленно снова приступить к работе и в очень короткий срок исправить попорченные этюды.

Но через час или два с нами повторилась старая история. Эддин-длинноухий снова услышал издали вздохи великого раджи. Муззаффар, и на этот раз уже без всяких предварительных переговоров, ударился в бегство. За ним последовали все остальные храбрецы, предоставив меня моей собственной участи.

На этот раз я лучше вчерашнего владел своими нервами и порешил узнать, наконец, что за «дух» ходит, вздыхая, по развалинам былой резиденции раджей Баккани.

И я увидел этого «духа».

Должно быть, около часа спустя после бегства моих храбрецов вздохи раздались в моей непосредственной близости.

Тщетно я оглядывался, надеясь увидеть того, кто так жалобно вздыхает. Кругом не было ничего видно.

Звуки были ясны, отчетливы. С того места, где я находился, сидя на верхушке небольшого пригорка, было отлично видно всю покрытую развалинами площадь, и в то же время я не мог различить ни малейшего признака близости странно вздыхающего и позванивающего цепями существа.