Грозное небо Москвы - [11]

- Не горячитесь, Шевчук, не бросайтесь словами. Понятие "бросил" относится к другой обстановке.

- К какой же?

- Вы экзамен мне не устраивайте, - хмурится Миша, - но я, так и быть, отвечу. Например, на ваше звено напали шесть "мессеров". Вам тяжело, туго, а к месту боя подходит еще одна группа вражеских истребителей. Удачным маневром командир звена уходит из боя. Один, без ведомых.

Выдержав короткую паузу, комсорг обращается сразу ко всем:

- Что бы сказали мы командиру звена?

- Бросил! - отвечают члены бюро. А комсорг продолжает:

- Вы не бросили своих подчиненных, товарищ Шевчук, вы просто о них забыли.

Такова обстановка на бюро. Шевчук виноват, но упорно стоит на своем, и это не нравится никому. Мне тоже. Я бы сказал об этом, но не могу. Меня пригласили сюда не затем, чтобы я осуждал действия командира, а затем, чтобы держать ответ.

- Товарищи, - обращается комсорг к членам бюро. - Кто хочет сказать, предложить?

Слово берет Георгий Анисин, рассудительный парень, хороший техник. Недавно его приняли в члены партии.

- Вначале скажу о Леонове, - начинает он не спеша. - Я далек от мысли обвинить его в преднамеренном уклонении от встречи с противником. Это несвойственно нашим летчикам, особенно молодым. Необдуманный риск, бесшабашная удаль, безграмотность - я имею в виду незнание техники - этого у иных хватает. Претензия к комсомольцу Леонову - плохая подготовка к полету, незнание правил эксплуатации мотора. Летчик обязан знать, на какой высоте и что он должен включать. Обязан, наконец, догадаться. Когда ведущий включает вторую скорость, самолет уходит рывком. Этого нельзя не заметить...

Силен Анисин. А ведь он мой подчиненный и, согласно уставу, я должен его воспитывать. Но он сам годится в воспитатели. У такого надо учиться.

- Я так считаю, товарищи, - продолжает Георгий, - что с летчиками надо заниматься систематически. Эксплуатацию самолета, мотора, оружия, оборудования кабины каждый должен знать в совершенстве. Вспомните, как было до двадцать второго июня. Чтобы выполнить полет по кругу, летчик готовился целый день. Причем подготовкой руководил сам командир эскадрильи. А сейчас, когда каждый вылет может стать боевым и кончиться встречей с противником, дело подготовки запущено.

Все верно, думаю, и вспоминаю 26 июля. Я ехал по лесной живописной дороге к станции Ново-Петровское. Ехал долго, чуть ли не целый день. Возница оказался неразговорчивым, лошаденка - нерезвой. Лежа на мягком душистом сене, я думал, думал... Перед мысленным взором одно за другим возникали события воздушного боя. Удивительно много подробностей, несмотря на его скоротечность. Бомбардировщики предстали предо мной так отчетливо, будто я видел их каждый день. Массивные, желтовато-грязного цвета. Разводы камуфляжа на крыльях, на корпусе. Черные, в белой окантовке кресты. А главное - цепочка серых дымков, от которых так и веяло смертью.

Чем дольше я раздумывал над этим фактом, тем менее доблестным представлялось мне мое поведение.

Как можно пронестись шестьдесят километров вслед за ведущим, так и не догадавшись, что он может спешить не без дела, что может за кем-то гнаться. А что он действительно гнался, я понял только тогда, когда увидел противника. Что мне мешало думать, соображать? Боязнь потерять ведущего, остаться в одиночестве. Не потому, что "отстал от группы - считай погиб", а потому, что боялся потерять ориентировку.

Да, дело именно в этом. Я видел Истринское водохранилище, но найду ли Волоколамск, от которого всегда выходил на свою точку, не был уверен. И это страшило меня, напоминало о том, что итогом потери ориентировки всегда бывает посадка где-то на поле, поломка машины. А что такое поломка машины в военное время? Это потеря оружия...

Прав Георгий Анисин, все упиралось в мою слабость, неподготовленность. Я бы даже сказал беспомощность. Чтобы стать настоящим воздушным бойцом, надо очень много трудиться, учиться. Навык, уверенность, летное мастерство приходят не сразу, не сами собой, они приобретаются опытом.

Выступает лейтенант Илья Бочаров, командир звена, добродушный, выше среднего роста блондин. Тронув рукой красивые светлые волосы, говорит:

- Особой доблести не проявил никто: ни Леонов, ни Штучкин, ни ты, Анатолий. Но главный виновник - ты. Нельзя уходить от ведомых. Тем более, что в момент обнаружения группы противника, вы были все вместе, в компактном строю. Далее. О том, что видишь противника, ты никому не сказал, ни подчиненным, ни командному пункту. А ведь в это время в воздухе было еще одно наше звено, оно могло бы прийти вам на помощь. И вот результат неправильных действий: одна машина потеряна, другая до предела избита. На твоей, как известно, пришлось заменить мотор, ряд агрегатов, поставить новые плоскости. Она, по сути дела, собрана заново. Это потери материальные. А моральные еще больше - звено, хоть и выполнило боевую задачу, оказалось битым. И кем? Бомбовозами! Какие же мы истребители?

Бочаров помедлил, откашлялся и, как бы собравшись с мыслями, продолжал:

- Что я еще скажу? Что гордыня тебе не к лицу, Анатолий. Мы тебя знали другим. Простым, скромным. Неужели ошиблись? Ведешь себя вызывающе, критику признавать не намерен. Как тебя понимать? Считаешь что действовал правильно? Значит, в подобной обстановке и впредь поступишь так же?