Грозненский роман - [89]

– Будешь?

Славик отрицательно покачал головой.

– Здоровье бережет, – язвительно прокомментировал пацан. – Да кто тебе даст?! Беженец, блин! «Сами мы не местные!..» Прикидываешься ты, Туманчик! Папа говорит, чечены не работали никогда и в золоте купались.

– Я не чечен, – повторил Славик.

– Чечен! Понаехали тут! Ходите, плачете – а вам и помощь всякую и хаты еще, вместо вашего дерьма. Как армянам. Что уставился? Драться будешь?

– Не буду.

– Зассал, – удовлетворенно сообщил пацан. – Сыкливый, как все чечены!

– Дурак ты, Пряхин! – засмеялся Славик. – Повторяешь всякую муть. Что ж они воюют тогда?

– Там наемники воюют, – пришел на подмогу Крюк. – Афганцы, арабы и эти еще…тетки-снайперши.

– Сыкун! – повторил сквозь зубы Пряхин. – Только и можешь кирпичами из-за угла. Чечен!

– Ты следующий, Пряха, – тихо пообещал Славик. – Готовь кумпол.

– Сука! – взвился Пряхин. – Козел! Да я армянам скажу – они тебя с говном смешают! Правильно папа говорит – все вы там одинаковые!

– А мой папа…

– Не бреши – нет у тебя никакого папы!

– Заткнись, Пряха! – сказал Петька. – А то тебе я сейчас башку пробью! Слышь, Туманчик, пойдем, поговорим.

Славик шел молча, стараясь скрыть выступившие слезы.

– Ты Пряху не слушай, – сказал Петька. – У него брата в армию забрили, вот они и психуют. Слушай, у тебя правда осколок от бомбы есть? Большой? Покажешь?

Борис. Грозный

Ведро раскачивалось на веревке, как маятник, и попадать под струйку воды никак не желало.

Борис поплотнее прислонился к холодному железу моста, взял веревку двумя руками, немного подтянул вверх. Ведро еще пару раз проскочило мимо и, наконец, остановилось прямо под струйкой. Стоять на скользкой трубе в нескольких метрах над Сунжей было страшно неудобно, ноги уже дрожали. Руки в дырявых, насквозь мокрых перчатках закоченели и слушались плохо.

Раньше воду черпали из пожарной емкости во дворе дома МВД. Вода была мутная, почти коричневого цвета, иногда ведро доставало дохлую кошку или крысу. Но все-таки это было лучше, чем талый снег.

Когда в пожарном водоеме осталась одна жидкая грязь, пришлось перейти на трубу. Толстая, миллиметров восемьсот, вся простреленная водопроводная труба проходила через Сунжу почти вплотную с пешеходным мостиком, и в ней до сих пор была вода. Это было почти как чудо.

Борис подтянул полное ведро, перехватил его за ручку, поднял вверх. С мостика ведро перехватил Аланбек, привязал к веревке пустое и передал вниз. Борис снова опустил ведро и сразу попал под струю.

Внизу, как ни в чем ни бывало, тихо напевала одной ей известную песню Сунжа.

Борис смотрел на наполняющееся ведро и не думал ни о чем. Ни о том, где будут брать воду потом, когда она кончится в трубе. Ни о том, когда собственно наступит это «потом». Не думал, почему по Сунже плавает столько трупов и почему среди них так много голых мужиков. Мир давно съежился до размеров нескольких кварталов, и время в нем будто замерло. Каждый день почти одно и тоже: утром сходить за водой, проверить Маликину квартиру. Пройтись по чужим квартирам, в надежде найти что-нибудь съестное. Постоянно держать в голове «карту» местности, не упускать из виду ближайшие подъезды и все время прислушиваться к поселившемуся в голове чертику: «Опасно? Не очень? Бежать?» Чертик поселился давно, с каждым днем становился все чувствительнее и еще ни разу не ошибался. Переждать обстрел, задыхаясь от недостатка кислорода прокрутить турбину, вновь переждать обстрел. Поесть, выпить чаю, покурить, найти более-менее чистое место на «улице» для естественных надобностей. Поспать.

И все сначала.

– Боря, хорош, – сказал сверху Аланбек.

Борис передал ведро, с трудом вылез на мост.

Тележка запрыгала по остаткам асфальта, из ведер полетели брызги. Кроме двух ведер на тележке стоял закрытый крышкой молочный бидон и трехлитровая канистра.

Та самая, принесенная из микрорайона вместо сапог. Борис этого уже не помнил.

На востоке начинало светать.

Как всегда выстрела слышно не было: просто в землю, выбив фонтанчик пыли, вонзилась пуля, и через несколько секунд вторая. Не ясно было и откуда стрелял снайпер, и кто он был – федерал или чеченец. Да это никого особенно и не интересовало. Ясно было только одно: снайпер или предупреждает, или играется. Второе – вероятней.

Тележка покатилась быстрее.

Где-то рядом воздух взорвался от автоматных очередей, и тут же на западе несколько раз коротко бухнуло.

Борис еще ничего не понял, а мозг уже отдал команду, и тело автоматически бросилось ее выполнять.

Голова втянулась в плечи, корпус наклонился, руки поднялись к голове. Ноги, ставшие вдруг молодыми и сильными, широкими шагами помчались к ближайшему подъезду. Местонахождение подъезда мозг, как всегда, запечатлел заранее, и теперь на поиски самого короткого пути не требовалось ни мгновения лишнего времени.

В подъезд Борис влетел почти одновременно с первыми взрывами. Аланбек задержался лишь на секунды.

А через мгновение вокруг уже грохотало. Короткие гулкие «БОММ» следовали один за другим, и тут же перекрывались резкими сухими разрывами. Свиста слышно не было.

Они заползли вглубь подъезда, легли на бетонный пол и замерли. Пол был холодным и грязным, усеянным осколками штукатурки, бумагами и обломками мебели. У стены валялся разбитый телевизор.