Грозненский роман - [83]

На границе автобус остановился у блокпоста. Всех заставили выйти, проверили документы, вещи. Боевиков давно не было – одни женщины, отец да Славик, и сумки проверяли невнимательно, через одну. Женщины быстро осмелели и плотной кучкой насели на военных.

– Тише! – пытаясь казаться спокойным, отбивался молодой старший лейтенант. – Да тише вы! А сами вы что с русскими делали? Не убивали? Не грабили? Вот мы спасать и пришли.

– Вай! – закричали женщины. – Что говоришь? Стыдно! Вот с нами русская есть – пусть скажет! Скажи ему, как мы жили! Скажи!

Несколько рук вытолкнули Ирину вперед, все замолчали.

– Как жили? – переспросила она. – По-разному…

Старлей понимающе усмехнулся.

– По-разному! – повторила Ирина, глядя офицеру прямо в глаза. – И не вам судить. Спасать пришли? От чего спасать – от жизни?..

– Все они тут одинаковые! – зло пробурчал худощавый солдат и демонстративно поправил автомат.

– Молчать! – резко бросил старлей, не сводя с Ирины серых русских глаз.

«Молодой, – подумала Ира, – совсем еще молодой. А глаза, как у Бориса…»

До самого города чеченки визгливым хором упрекали Ирину: «Неблагодарная! Разве плохо вам было? Все вы одинаковые!»

Очередь вздрогнула, зашевелилась, как щепку подхватила Ирину и устремилась к кассам.

Борис. Грозный

Большая черная рука медленно выползла из темноты и схватила Бориса за шею. Дышать сразу стало тяжело. «А-а!! – замычал Борис. На руку это впечатления не произвело, пальцы сжались сильнее. «Надо громче! – в панике подумал Борис. – А-а! А-а! А-а-а!!»

Рука неохотно растаяла, и Борис проснулся.

Несколько раз судорожно вздохнул, но легче почти не стало: кислорода в воздухе было маловато. Опять пора турбину крутить, проветривать.

Борис тяжело поднялся, сел на лежаке и тут же начал чесаться. Сначала почесал шею, потом спину, залезая насколько возможно под одежду и, наконец, перешел к голове. Пальцы с изуродованными ногтями работали как автоматы, кожа под грязными волосами горела огнем, а Борис все не мог остановиться.

Наверху гулко бухнуло, еле слышно прострочил пулемет.

Борис с сожалением прекратил драть кожу, оглянулся: Аланбек спал, хватая воздух открытым ртом. Как он только может? Борис встал, мелкими, но уверенными шагами прошел мимо многочисленных лежанок, раскладушек, столов, решеток. Почти везде лежали люди. Спали, дремали, маялись без сна. Крутились, ворочались, вскрикивали, лежали без движения, словно мертвые. А может, кто-нибудь и не «словно», может, кто-нибудь умер. Во сне смерть легкая.

Борис привычно пробрался по доскам и кирпичикам через загаженный в первую же неделю отсек для гашения взрывной волны, миновал тяжелую входную дверь. Холодный, полный кислорода воздух, ударил, как наркотик, в голове закружилось.

Он немного постоял, привыкая, медленно поднялся по ступенькам, прошел мимо сидящих у дежурного костерка мужчин и поднялся на улицу. Там уже светало. Мутный поток вползал в дыру от большого окна, заполняя неверным светом все. Всю «улицу»: грязный бетонный пол холла, изуродованные отметинами осколков стены. Дальше, в сером мраке, угадывался коридор с частично разобранным на топливо паркетом, расхлябанные треснутые двери. Борис прошел по коридору в конец «улицы», помочился на стену. Ходить для этого так далеко не было никакого резона: многие делали это прямо в холле. И не только это: на полу среди осколков штукатурки, кусков кирпичей, щепок и осколков темнели застывшие на холоде экскременты. Борис много раз пытался заставить себя тоже особо не привередничать, но пока получалось плохо.

Облегчившись, Борис вытащил из кармана полиэтиленовый пакет с табаком, аккуратно набил трубку. Табак несколько дней назад они нашли в одной из квартир. Хорошая оказалась квартира. Во-первых, дверь: тонкая, обитая дерматином дверь. Точно такая же была когда-то у них с Ириной, но Борис об этом не вспомнил. Лишь сжалось на мгновение сердце и тут же отпустило. Аланбек вышиб дверь двумя ударами, и Борис тут же забыл об этом, как о несущественном. Они методично обследовали всю квартиру: еды почти не нашли, зато Аланбек нашел табак. Много – целую сумку. Хорошая квартира.

Табак был крепким, с голоду закружилась голова. Борис оглянулся, убедился, что «мин» нет, и присел на корточки. Находиться здесь было не так уж и безопасно: при обстрелах в коридор «улицы» залетали осколки. Почему его тянуло сюда, куда мало кто ходил без необходимости, Борис ответить бы не смог. Да он и не задумывался: тянуло – и все. Аланбек злился и называл его лунатиком.

Он докурил, выбил трубку на пол, встал и через снятую недавно дверь прошел в комнату. Еще неделю назад эта комната была завалена разбитой мебелью: шкафами, столами, стульями. Сейчас пол покрывали только обломки штукатурки и осколки кирпичей. Мебель разломали на дрова, и только на стене висела покосившаяся доска объявлений, на которой кто-то намалевал похабный рисунок. Борис медленно, стараясь не издавать лишних звуков, подошел к окну, осторожно выглянул во двор.

Снаружи почти рассвело. Небо, как почти всегда, затягивали плотные облака, где-то далеко лениво клубился дым. С трех сторон темнели изувеченные коробки домов с черными провалами окон. От одного из домов сохранилось только два подъезда. Землю покрывал выпавший дня два назад и уже порядком истоптанный снег. Снег был обычный.