Грозненские миражи - [13]

Пацаны, решительно двинулись следом, наперебой выкрикивая: «Отдай часы! Сейчас получишь! Отдай!» Впрочем, близко подходить никто не решался, а Сашка и вовсе вскоре отстал. Чеченец, между тем, спокойно шёл по набережной в сторону трамвайного моста, унося с собой Витькины часы.

— Муха! — крикнул Валька. — Пацаны! Он же уйдёт так!

Гарик, Валька и вроде бы немного опомнившийся Витька подбежали сзади к пареньку; Валька протянул руку.

— Стой!

Чеченец резко обернулся, нагнул голову, и Валька остановился. Паренёк постоял, оглядел всех троих — остальные близко не подошли — и пошёл дальше. Скорость он, впрочем, увеличил и теперь, время от времени, искоса поглядывал назад.

— Пацаны, — растерянно сказал Валька, — он же уйдёт так. Поднимется сейчас наверх, потом через «Космос» и на Бароновку…Он же один! Муха!..

Пацаны переглянулись, и стало ясно, что единственное, на что они способны, — это так же идти следом и повторять, как заклинание: «Отдай, отдай, гад!» А Муха….От него вообще было мало толку: таким растерянным Валька его не видел давно.

— Уйдёт же… — повторил Валька.

— Эй! — громко раздалось сверху. — Вы куда? Подождите!

Пашка спустился по каменной лестнице, приблизился к фонтану.

— Да подождите вы! Муха! Валька!

Валька оглянулся, махнул рукой. Чеченец, заметив ещё одну потенциальную опасность, ещё немного ускорил шаг. Совсем немного.

А Пашка, поняв, наконец, что происходит что-то неприятное, побежал и остановился только, чтоб спросить:

— Что?

— Часы! — кивнул головой на удаляющуюся спину парня, сказал Гарик. — Мухины. Забрал!

— Стой! — крикнул Пашка и бросился следом. — Стой!

Чеченец привычно подпустил очередную жертву: он был уверен в себе, этот паренёк, он не боялся этого «стада». Какое дело волку, сколько в стаде овец. Когда до нового «барана», оставался один шаг, парень резко, как он уже делал не раз, оглянулся.

И еле успел увернуться.

Кулак вскользь задел его по уху, и тут же Пашка ударил снова. В последний момент парень отбил удар, попытался отскочить в сторону и дёрнулся от резкой боли в боку: Павлик достал его левой. Недавний охотник открылся и мгновенно сам превратился в жертву, пропустив сразу два удара — в лицо и в живот. А потом, уже лёжа на асфальте, дёрнулся ещё раз и скрипнул зубами от боли. Это уже Валька, стараясь избавиться от недавней растерянности, что есть силы пнул его ногой.

— Сука! — срываясь на фальцет, закричал Валька и замахнулся снова, метя в голову. — Гад!

Пашка дёрнул его за плечо, Валька чуть не упал, и ботинок прошёл мимо. Не отвечая, Павлик наклонился к чеченцу и, глядя в прищуренные от боли глаза, сказал:

— Часы!

Парень сел, сплюнул окровавленной слюной, медленно достал часы и бросил их перед собой на асфальт.

— Ты — труп! — сказал он, резко дёрнул головой и снова упал.

Это пришёл в себя Витька.

Через полчаса стало ясно, что не совсем.

Они сидели втроём на своём любимом месте — в сквере у музучилища, и никак не могли успокоиться.

— Он был один, — как заведённый твердил Витька. — Один! А я испугался! Я же не трус?

— Да хватит уже! — прикрикнул на него Валька. — Со всеми бывает!

Тот ничего не слышал.

— Ты не понимаешь! Он был один! Чечен, но один! А я испуга…

— Муха, — перебил его Павлик, — да кончай ты. Я тоже испугался!

— Ты?! — вытаращил глаза Витька.

— Я! А ты чего думал? Ещё как испугался!

— Что-то не похоже…

— Не похоже, не похоже, — передразнил Пашка. — Испугался, говорю тебе! Все испугались, думаешь, один ты?

— Правда? — с надеждой спросил Витька.

— Не, я не испугался, — серьёзно объявил Валька. — Я просто ждал. Я же знал, что сейчас прибежит безбашенный Тапик и начнёт махать кулаками.

— Ждал? — спросил Витька.

— Безбашенный? — улыбнулся Пашка.

— Ага! — подтвердил Валька. — Разве можно было лишать себя такого удовольствия!

Захохотали все одновременно, даже Витька. Они не смеялись так давно, наверное, со времён «Фантомаса». С всхлипами уходила прочь боль унижения, уносилась обида, исчезала злость на себя и на весь мир. И снова начинало казаться, что мир, в общем-то, совсем ничего, и в нём запросто можно жить. Да что там можно — нужно!

— Безбашенный — икая, выдавил из себя Витька. — Ой, не могу! Безбашенный, а ты пятёрку получил?

— А то! — сквозь смех выдавил из себя Пашка. — Мы, безбашенные, такие!

— Пацаны! — вытянул вперёд руку Валька. — Смотрите, вонючка тоже смеётся!

Вершина айланта, поднявшаяся уже заметно выше ограды, раскачивалась будто под порывами ветра, и действительно казалось, что дерево смеётся.

Вот только не было в тот день никакого ветра в Грозном.

Ни малейшего.

— Что с тобой? — спросила Светлана за ужином. — У тебя глаза какие-то сумасшедшие.

— Да так, — сказал Виктор, — вспомнилось кое-что.

На самом деле он был ошеломлён: воспоминаний такой силы у него ещё не было. Это даже трудно было назвать воспоминаниями: он как будто заново прожил давно прошедший день — день, когда ему было четырнадцать, а не пятьдесят пять. Да и как прожил — вспомнил всё, мельчайшие подробности и ощущения, даже запахи. Мало того — он прожил этот день не только за себя, за Витьку Михеева, по прозвищу Муха. Он прожил его и за Кулька, и за Тапу. Это была какая-то фантастика. Так не могло быть.