Гроза зреет в тишине - [4]

— А вот что станется с тобой, милый мой Ахмет, — тем временем сочувственно шептал Алеша. — Полетишь ты птичкой на луг, а попадешь прямёхонько в рай...

— Подготовиться! — послышался спокойный голос инструктора, Кремнев вдруг заметил, как все разведчики, будто по команде, взглянули на него. Под этими взглядами капитан неожиданно почувствовал, что ноги у него отнялись и он не может сдвинуться с места.

«Баба! Слюнтяй! — про себя выругался он и рывком оторвался от лавки. — Ты прыгнешь первым, и только первым!..»

— Вам лучше последним, — будто разгадав намерение капитана, сказал инструктор и, наклонившись к его уху, тихо добавил: — Первый прыжок, и люди могут меня не послушаться. Понимаете? Заминочка получится.

Кремнев искоса взглянул на инструктора, хотел ему возразить, но передумал и стал с ним рядом.

Накренившись на левое крыло, самолет легко пошел на первый круг. Инструктор посмотрел на часы, кивнул капитану головой: пора.

— Ну, хлопцы, кто первый? — как можно веселей, крикнул Кремнев.

Все переглянулись и... остались стоять неподвижно.

— Товарищи, товарищи, быстрей! — забеспокоился инструктор.

— Эх, лететь в пропасть, так вниз головой, — неожиданно воскликнул Шаповалов и, сложив над головой руки, прыгнул за борт самолета, прыгнул так просто и легко, как, наверно, когда-то прыгал с крутого берега в бурное течение родного Енисея.

Какое-то мгновение все стояли, оцепеневшие, потом кто-то радостно крикнул:

— Раскрылся? Раскрылся?

Разведчики припали к окнам.

Сбоку и ниже самолета, в чистом, как родниковая вода, воздухе спокойно и величаво плыл ослепительно белый зонт парашюта. А под ним, словно маятник, раскачивался маленький Михаил Шаповалов и, как показалось всем, призывно махал рукой...

На шестом повороте за борт самолета выбросился капитан Кремнев.

Качаясь на прочных стропах парашюта, он взволнованно глядел на широкий приволжский луг. Там, далеко внизу, на еще зеленоватой траве, отчетливо виднелись одиннадцать белых пятен. Скупое осеннее солнце освещало луг, и эти пятна казались ему белыми цветами, что неожиданно расцвели на крутых берегах великой русской реки. И тот отвратительный цепкий страх, который еще минуту назад леденил ему сердце, исчез. И — Кремнев теперь в это твердо верил — больше никогда не вернется. Даже тогда, когда настанет время ступить за борт самолета, чтобы очутиться уже где-то далеко-далеко от этих мест...

IV

Организовав еще несколько ночных вылетов на Лосиный остров, старшина-парашютист простился с разведчиками. Но сразу же появился новый инструктор, и занятия продолжались. Теперь разведчики учились взрывать мосты и здания, минировать дороги и русла судоходных рек, изучали воинские уставы противника, его оружие и форму одежды, старательно знакомились со структурой учреждений, которые создали оккупанты на захваченной советской земле, чтобы закрепить там свой «новый порядок».

Те, кто когда-то имел дело с автомашинами, — «приручали» трофейный немецкий «оппель», нещадно гоняли его по горбатым лесным дорогам; те, кто знал немецкий язык, — закрепляли и пополняли эти знания.

Пятая гвардейская снова сражалась где-то на Ржевском направлении, а маленькая группа ее бойцов жила мирной жизнью, укрывшись в тихом сосновом бору, в неприметной землянке, где на дверях бывшей коптерки все еще белела бумажка с распорядком дня, когда-то вывешенная старшиной Филиповичем.

Этот распорядок теперь никому не был нужен, висел, всеми забытый, и только изредка, случайно попав кому-нибудь на глаза, будил воспоминания о тех, чью жизнь он некогда регламентировал.

Где вы, дорогие друзья, сейчас? Кто из вас пойдет сегодня ночью в разведку? Кто завтра будет с новым орденом, а кто ляжет где-нибудь на минном поле, среди пожухлой, неубранной ржи, чтобы уже никогда больше не подняться на ноги?! И было как-то неловко от сознания того, что ты вот спокойно спишь в обжитой землянке, читаешь — хотя и не очень интересные — книги, а твои друзья, может, каждую ночь идут в окопы к фашистам, идут за себя и за тебя, так как ты разведчик только по списку.

Вот почему Кремнев очень обрадовался, когда наконец получил приказ немедленно явиться в штаб дивизии. Оставив группу на лейтенанта Галькевича, он приказал Шаповалову готовить машину.

Через четверть часа трофейный «оппель» мчался по лесной дороге — на запад.

Уже вечерело, когда они остановились на опушке, на берегу небольшой речки» за которой простиралось широкое холмистое поле...

...В детстве Василь прочел много книг о войне, про давние и недавние битвы. Видел немало знаменитых картин на все ту же извечную тему — тему войны. И постепенно в его представлении война приобрела отчетливый, статичный образ: усеянное трупами поле, черные вороны да свинцово-сумрачное или багрово-красное, будто набрякшее кровью, небо...

И вот он возле реки, на краю поля, где, наверное, только сегодня отгремел бой. О, как непохоже было оно, это поле боя, на все те, что создала фантазия мастеров кисти или пера! Близко, может, в ста метрах от реки, поднявшись на дыбы и сцепившись в мощных объятиях, неподвижно стояли два черных танка. Из стволов их пушек, вздернутых в небо, еще курился черный дым...