Гроза на Шпрее - [13]

Ей очень хотелось рассказать о своей встрече с Джузеппе, но она боялась волновать больного.

A тем временем троица, над которой Лидия только что учинила суд, чувствовала себя превосходно. И находились они вовсе не в тюрьме, как следовало ожидать, а за много кварталов от дома Чезаре, в квартире Джованны, любовницы одного из арестованных — Паоло.

Джованна собиралась уходить и, сидя у туалетного столика, прихорашивалась, укладывая волосы то так, то этак.

— Слишком уж долго ты вертишься перед зеркалом, — буркнул Паоло. Его злило, что он не может побыть один на один с девушкой, что она уходит, что намерена заняться делом, которое ему не по душе.

— На одно место собирается поступать чуть ли не десять человек. И учти, отбирать будут не только по голосу. А тебе хочется, чтобы я выглядела неряхой.

— Ты знаешь, чего я хочу: порядочной девушке не место в баре.

— Хватит. Говорено-переговорено! Мне все равно, где петь, хоть в аду. Только бы выбиться в люди. Осточертело выколупывать грязь из-под чужих ногтей.

— A там ты сама с руками и ногами увязнешь в грязи.

— Ну знаешь, не тебе читать мне мораль… Я еще в тюрьме не сидела.

— Попридержи язык. А то я так разукрашу тебя… — Паоло, сжимая кулаки, вскочил с места.

— Только посмей! Я приютила их, а он…

— Паоло! Джованна! Вы что, взбесились? Хорошее прощание перед разлукой. — Пьетро встал между девушкой и приятелем. — Эрнесто, налей им вина, пусть пьют мировую!

— Она выпила десяток сырых яиц, а ты — вино, — насмешливо хмыкнул Эрнесто, показывая на тарелку, полную яичной скорлупы, стоящую на подоконнике.

— И представьте, мальчики, ни одной сигареты сегодня. Так сосет, сосет… Перед тем как идти, одну все же выкурю. У тебя какие, Пьетро?

— С виа дель Гамберо, от дядюшки Сэма, «Кемел». Устраивает?

— Еще бы!

Присев к столу, Джованна ждала, пока ей дадут прикурить. Паоло неохотно вытащил из кармана зажигалку, вспыхнул желтый огонек.

— Уже не сердишься? — прикуривая, Джованна подняла на Паоло черные глаза, удлиненные косметическим карандашом. В них было все: страх и неуверенность, вызов судьбе и покорная готовность примириться с поражением. — Я нервничаю, я так нервничаю, — призналась она.

«У тебя для этого есть все основания», — подумал Паоло, но ничего не сказал, только успокаивающе погладил девушку по руке.

Когда Джованна ушла, все почувствовали облегчение. Озабоченная своими делами, она не очень-то расспрашивала, куда они едут, ее удовлетворил короткий ответ: «На север». Но в любую минуту в ней могло проснуться женское любопытство и пришлось бы изворачиваться, а они толком даже не договорились, что отвечать. Их самих ошеломил внезапный ход событий, неожиданное освобождение из тюрьмы. А еще больше — задание, которое они получили. Теперь, без посторонних свидетелей, можно было со всех сторон обсудить то, что сказал им Батисто.

— Ну так что, ребята? — брови Эрнесто высоко поднялись и, словно два вопросительных знака, замерли на изборожденном морщинами лбу.

— A то, что нас не спросили, куда отправить, и не станут спрашивать в дальнейшем. Приказано — выполняй! — Пьетро зевнул, потянулся до хруста в суставах и улегся на диван, перебросив через валик длинные ноги. — Впрочем, я даже не возражаю! Место курортное, обязанности не столь уж сложные…

— «Приказано — выполняй!» — передразнил Эрнесто. — Дурак! Что, если нам самим пошарить на вилле Петаччи? Не может быть, чтобы Кларетта вместе со своим братцем Марчелло не припрятали что-нибудь понадежней. Они ведь гребли деньги лопатами. А драгоценности? Не так уж Кларетта была глупа, чтобы надеяться на вечную любовь дуче. Вот и надо…

— Так, так, продолжай, что же ты замолчал? — Глаза Паоло сузились, в глубине вспыхнули злые искорки. — Ну?

— Какая муха тебя укусила? Я же еще ничего не сказал, а только высказал предположение… В конце концов, я забочусь не только о себе!

— Ты позаботься именно о собственной персоне! А то может так случиться, что и костей не соберешь… Думаешь, один ты умный, а все остальные дураки? Да на этой вилле каждый камушек ощупан и обнюхан.

— На кой черт тогда ее охранять?

— Ты с рождения дурак, или только притворяешься? Батисто полчаса болтал всякий вздор, словно кол забивал нам в голову, а ты, выходит, только глазами хлопал… Пьетро, объясни ему, я ведь нетерпелив и, как только начинаю вдалбливать науку, у меня сразу же чешутся кулаки…

— Миленький мой, послушай и запомни: Кларетта до конца была с дуче. Их вместе расстреляли, вместе выставили для глумления на миланской площади. Какая она была в жизни, нас не касается. Смерть возвеличила ее. Она навеки и всенародно поставила ее рядом с дуче.

— Пусть так, но при чем тут вилла? Какого черта ее надо охранять.

— Ты не догадываешься?

— Представь себе, нет! Для меня это слишком мудрено.

— Значит, память дуче для тебя ничто? Пусть ноги туристов топчут землю, по которой он ступал, пусть каждый, кому не лень, грязными башмаками лезет в его интимную жизнь, пусть по камешку растаскивают уютный уголок, где он так любил отдыхать… Тебе это безразлично?

— Демагогия. Громкие слова. Виллу охраняют не для этого. Батисто заморочил вам голову сказочкой для младенцев. Здесь кроется другое. Помяните мое слово, и дураки мы будем…