Гром среди ясного неба - [13]

Наконец, к моему великому облегчению, отец кивнул головой.

— Хорошо, Дельфина… то есть Дино, ведь я так должен тебя теперь называть. Я сохраняю за собой мое решение, просто я откладываю его реализацию на время. Раз ты уверяешь меня, что твои товарищи обращаются с тобой, как с себе подобным, я даю согласие. Ты временно можешь продолжать свой маскарад.

— Тогда пойдем знакомиться с ними, — улыбнулась я. — Да и мастер, наверно, давно нас ждет.

Когда мы вернулись в главную мастерскую, то увидели, что Леонардо действительно нас ждет. Что касается других учеников, к этому времени часть их уже вернулась из города. Сгрудившись вокруг учителя, они наперебой рассказывали о том, где были и чем занимались. Вернулся и Витторио вместе с проказником Пио, крайне довольный собой. На основании чего я предположила, что Новелла каким-то образом проявила к нему благосклонность. Пока юноши смеялись и болтали, Леонардо слушал их с присущей ему доброжелательной заинтересованностью, время от времени побуждая наиболее застенчивых смелее выражать свои мысли. Мы с отцом какое-то время наблюдали за этой картиной и, наконец, мастер заметил наше присутствие.

— Это вы, мастер Анджело! — воскликнул он, используя более церемонное обращение, нежели то, когда мы были втроем. — Позвольте представить вас моим ученикам.

Я испытала гордость за отца, когда мои товарищи начали поочередно отвешивать ему поклоны и почтительно выслушивали короткий отчет о его художественных свершениях. Некоторые подмастерья — например, Тито и Паоло — разбирались в плотницком деле. На них явно произвело впечатление то, какие важные заказы выпадало выполнять моему отцу. Что касается меня, то я стояла рядом с ним и радовалась, что судьба подарила мне такого отца, человека доброго и талантливого.

Затем отец уступил слово Леонардо, и тот сказал:

— Надеюсь, вы не забыли, друзья, сегодня я дал вам выходной. Остается еще несколько часов отдыха, и поэтому прошу вас провести время до вечерней трапезы так, как вам заблагорассудится.

Это распоряжение вызвало короткую бурю восторга и довольную улыбку у самого Леонардо. Юноши мгновенно рассыпались в разные стороны. Мастер же вновь повернулся к моему отцу.

— И вот теперь настало время показать вам мое последнее изобретение, которое требует рук умелого краснодеревщика.

Мы вернулись в покои учителя и стали ждать его, когда он с таинственным видом оставил нас одних и удалился в личную мастерскую. Спустя несколько минут он вышел оттуда, неся некий завернутый в ткань предмет, шириной и длиной с мою руку. Поставив его на стол, Леонардо жестом подозвал нас ближе и сказал:

— Прошу вас извинить мою осторожность. Но, прежде всего, я должен был убедиться, что за нами никто не подсматривает.

Пока мы с отцом обменивались удивленными взглядами, мастер проверил заперта ли дверь, после чего плотно закрыл ставни. Что же могло таиться под тканью, требуя таких мер предосторожности, такой секретности? Я приготовилась увидеть нечто выдающееся, вроде модели сборного моста или землечерпалки. Или, может быть, бросающей огонь катапульты. Увы, то, что спрятано внутри свертка промасленного холста, вряд ли соизмеримо с его монументальными изобретениями.

Я невольно нахмурилась. Какая мне разница, что это за изобретение. Я сейчас в этой комнате лишь по прихоти Леонардо. Если бы не эта вещь, я наравне с остальными подмастерьями сейчас бы трудилась в главной мастерской или штукатурила стены для будущих фресок в личных покоях герцога.

А вот с моим отцом дело обстоит иначе. Он оставил собственную мастерскую и свои заказы, — не говоря уже о семье, моих братьях и матери, — и по первому приглашению Леонардо прибыл в Милан. Не знаю, чем Леонардо мог соблазнить его, приглашая ко двору герцога. Впрочем, его красноречие и умение убеждать были отлично известны. Владея словами столь же искусно, что и кистью, великий Флорентинец способен уговорить кролика броситься в пасть волку. И все же у меня с трудом укладывалось в голову, как ему удалось убедить моего отца приехать в Милан. Ведь тот даже толком не знал, чем ему придется заниматься. Однако, судя по выражению его лица, Анджело делла Фациа проделал немалый путь до Милана в надежде увидеть нечто… более-менее внушительное.

— Во-первых, я должен взять с вас обоих клятву держать это дело в тайне, — напомнил нам мастер, как будто не заметив нашей растерянности. — Кроме самого меня и Лодовико Сфорца пока никто другой не посвящен в то, о чем я вам сейчас сообщу. От этого изобретения зависит судьба Милана — да, пожалуй, и всего мира. Вы должны пообещать, что никому не расскажете ни слова о том, что сейчас увидите.

Нет, Моро не зря назначил Леонардо устроителем карнавальных шествий. Учитель знал, как при помощи драматических приемов превратить самую заурядную вещь в нечто исключительное. Продемонстрировал он этот талант и на сей раз: сделав многозначительную паузу, положил на сверток руку. При этом его красивое лицо приняло выражение едва ли не мистического экстаза. Несмотря на первоначальные сомнения, любопытство все-таки взяло верх.

«Возможно, я проявила излишнюю поспешность в суждениях», — сказала я себе, и заверила мастера в том, что буду хранить все в тайне.