Она замолчала на минуту, потом слегка наклонилась ко мне:
— Возможно, некоторые выражения признательности были вполне уместны.
— От меня тебе? — удивилась я. — За что?
— Я полагаю, что вечер для тебя закончился достаточно хорошо, — сказала Леа, вскинув брови. — Ах, Господи, ну ты и трудный ребёнок. Не знаю, как ему удаётся терпеть твою наглость. Ты, наверное, думаешь, что заслужила от меня награды, — она встала и повернулась, чтобы уйти.
— Подожди! — сказала я вдруг.
Она остановилась.
Думаю, у меня перестало биться сердце. Я начала дрожать, всем телом:
— Ты сказала, что знаешь Гарри. Не «знала его». «Знаю». Настоящее время.
— Неужели?
— Ты сказала, что не знаешь, как ему удаётся мириться со мной. «Удаётся». Настоящее время.
— Разве?
— Тётушка, — спросила я её, и я могла только шептать, — тётушка… Гарри… он жив?
Леа очень медленно повернулась ко мне, и её глаза сверкнули зелёным, злым знанием:
— Я не говорила, что он жив, дитя. И ты не должна этого говорить. Пока.
Я наклонила голову и заплакала. Или засмеялась. Или то и другое. Не могу сказать. Леа не стала задерживаться. Эмоциональные проявления причиняют ей дискомфорт.
Гарри. Жив.
Я не убила его.
Это была самая лучшая награда.
— Спасибо, тётушка, — прошептала я. — Спасибо.
