Гром - [146]

— Я не знал, как вы на это посмотрите…

— Пригласи! Пригласи! Пошли солдата, пусть передаст, что я его прошу прийти. — Унгерн с любопытством посмотрел на румяный бодог, от которого шел ароматный пар, пригладил усы. — Как это готовят? Что делают с внутренностями? Шкуру с живой сняли, что ли? А где взяли такой большой котел, чтобы сварить целиком? Жарят изнутри? Я что-то не понимаю. Погоди-ка. Объясни еще раз! Так, постой-ка! Традиция есть традиция. А что, если мне к приходу монгольского командующего надеть национальную одежду? Ему это, должно быть, приятно, — сказал Унгерн, надел шелковый дэл с генеральскими погонами и снова сунул руку за пазуху.

В палатку, гремя висевшим на поясе оружием, вошел крепкий, широколицый Бишрэлт гун, за ним переводчик. Батбаяр поклонился.

— А-а, к нам пожаловал монгольский командующий? Капитан Волков собирается нас угостить ужином. Вот я и пригласил вас. Присаживайтесь, — сказал барон командующему.

— О-о, да это козлиный бодог! Кто ж его приготовил? — улыбнулся Бишрэлт гун.

— Ваш раб, — поклонился Батбаяр. По знаку Тумуржава он поставил перед командующими бодог, полоснул по шкуре острым как бритва ножом, и палатка наполнилась острым ароматом тушеного мяса, приправленного горным луком. Инспектор наполнил рюмки, Батбаяр разлил по пиалам суп, разложил по тарелкам мясо. Фон Штернберг подождал, пока Бишрэлт гун съест мясо, и лишь тогда сам принялся есть.

— Я знал, что монголы гостеприимны. Но полагал, что в этой отсталой стране нет никакой культуры. Теперь я вижу, что заблуждался. Пожалуй, ни при одном из королевских дворов Европы не подают такого оригинального, вкусного блюда, приготовленного из целой туши. И, что самое интересное, приготовил его простой монгольский солдат. Да, у монголов очень своеобразная, удивительная культура. — Все это толмач перевел Бишрэлт гуну.

Батбаяр подумал, что уже пора готовить лошадей, пожелал всем спокойной ночи и, пятясь, вышел.

Батбаяр подтянул подпруги, взнуздал лошадей и стал ждать Тумуржава. В лагере белогвардейцев горели костры, оттуда доносились голоса, звон уздечек и стремян, как будто солдаты готовились выступать. В палатке свет становился то ярче, то слабее. Близилась полночь, но пока ничего не произошло. «Видно, приход Бишрэлт гуна нарушил планы Тумуржава убрать барона», — думал Батбаяр. Так и не поняв до конца, что задумал Тумуржав, Батбаяр полагал, что тот хочет убить Унгерна и бежать. «Как бы самого Тумуржава не убили», — тревожился Батбаяр, отбиваясь от комаров. Вдруг с опушки леса донесся душераздирающий крик, от которого, казалось, задрожали даже мирно спавшие горы и огромные деревья. И тотчас же загремели выстрелы, заржали кони. По лагерю метались всадники, что-то кричали до хрипоты. Свет в палатке барона погас. «Что там случилось? Жив ли Тумуржав?» Батбаяр вскочил в седло. «Надо ждать. Если попробуют захватить, буду драться», — подумал он, одной рукой сжимая наган, другой — повод лошади Тумуржава. Сердце бешено колотилось. Стрельба удалялась, становилась все тише. Вдруг послышались шаги.

— Батбаяр, — тихо позвал Тумуржав и, вылетев вихрем из темноты, вскочил на лошадь.

— Плохи дела! Барон исчез! Поехали! — И Тумуржав направил коня вверх по склону.

Всю ночь они метались по лесу, искали, и Батбаяр понял, что Унгерна Тумуржав упустил. Когда взошло солнце, они поднялись на гребень хребта, замаскировались.

— Ты — сайн, я — муу[79]. Унгерна упустил, — проговорил Тумуржав. Он не отнимал бинокля от глаз и все время курил. Гимнастерка на нем была разорвана, лицо в ссадинах. Батбаяр не догадывался, что ночью солдаты, среди которых Тумуржав давно вел агитацию, подняли восстание. Охранники должны были схватить барона, как только тот выскочит из палатки. Однако услышав стрельбу, Унгерн, видимо, что-то заподозрил, выполз из палатки под задней стенкой и скрылся. Не знал Батбаяр и того, что этой же ночью во время восстания, в котором участвовали и двое солдат, посланных Железновым к генералу Резухину, генерал был убит.

Батбаяр взял у Тумуржава бинокль и посмотрел на склон горы, где еще вчера располагался белогвардейский лагерь: поваленные палатки, сломанные тачанки, дым от пожарищ, над телами убитых — стервятники.

Казалось, все успокоилось после вчерашнего боя: тишину нарушало лишь пенье птиц да стук дятла. К малому полудню Батбаяр заметил, что на поляну, позади бывшего лагеря, выехал всадник и тотчас же скрылся в зарослях.

— Посмотрите, — подтолкнул он Тумуржава.

— Да-да, вижу, — радостно ответил Тумуржав, глядя в бинокль.

Вскочив на коней, они скрытно, оврагом подъехали к поляне, где заметили всадника. Отыскав расщелину, заросшую молодым подлеском, завели туда коней, завязали им морды, чтобы не слышно было фырканья, поднялись на скалу и стали осматривать лес.

— А может, барон ушел вместе с солдатами, только другой дорогой? — спросил Батбаяр, но Тумуржав показал, что Унгерн должен быть где-то здесь.

Через несколько часов они обнаружили, что неподалеку в перелеске прячется монгольская конница.

— Хорошо, — спокойно сказал Тумуржав. Наконец из чащи, где скрылся всадник, выехали двое на конях и, остановившись под большим густым кедром, стали осматривать падь, по которой протекала река.