Грипп. В поисках смертельного вируса - [7]

Четыре знаменитых медика были вызваны в Вашингтон главным врачом службы здравоохранения доктором Уильямом Горгасом, прославившимся в свое время тем, что он полностью избавил Кубу от желтой лихорадки. Когда же четверо медицинских гениев вошли к нему в кабинет, Горгас, не потрудившись даже оторваться от бумаг на своем рабочем столе, объявил: «Вам надлежит немедленно отправиться в Девенс. В лагере вспышка испанского гриппа».

Заслуженные врачи, разумеется, исполнили приказ начальства, добрались до вокзала Юнион-стейшн, расположенного рядом с вашингтонским Капитолием, и первым же поездом поехали в Форт-Девенс. До лагеря они добрались следующим утром в отвратительную погоду, когда под струями холодного дождя умирающие рекруты, продрогшие и промокшие, брели в госпиталь, завернувшись в одеяла, одновременно дрожа от озноба и сгорая от внутреннего жара, поминутно отхаркиваясь кровавой мокротой.

Перед именитыми докторами постепенно открылась вся ужасающая картина. В лагерь, изначально рассчитанный на 35 тысяч человек, загнали теперь 45 тысяч. И грипп свирепствовал здесь вовсю. Только за последние 24 часа перед приездом Уэлча умерли 66 человек. А в день прибытия возглавляемой Уэлчем делегации еще 63. В госпитале на две тысячи пациентов их теперь скопилось в четыре раза больше.

Позднее Вон описал пережитый ими шок. А уж он-то успел узнать, что такое настоящая эпидемия. На его глазах косил солдат тиф во время испано-американской войны. Но и он не мог себе представить ничего подобного эпидемии гриппа, свидетелем которой стал в Форт-Девенсе, штат Массачусетс.

Правда, Вон почему-то решил, что нет никакого смысла обсуждать историю инфлюэнцы, «проникшей в наиболее отдаленные уголки планеты, уничтожавшей даже самых крепких молодых людей, не разбирая между гражданскими лицами и военными, и дразнившей ученых, словно красная тряпка быка». Но сцены, представшие перед ним в Девенсе, он не смог забыть, как ни старался.

Когда группа экспертов прибыла в лагерь, они увидели такое, что, по словам Вона, «навсегда запечатлелось в мозгу». Впечатления оказались «настолько отвратительными, что, если бы мог, я бы сделал все возможное, чтобы стереть их, полностью изгладить в памяти, но это превыше моих сил. Они стали частью моего существа и исчезнут, только когда я умру или впаду в беспамятство».

Вот что запомнилось ему в Форт-Девенсе острее всего: «…Сотни рослых молодых людей, облаченных в мундиры войск своей родины, приходят в госпиталь группами по десять и более человек. Их укладывают в койки, но мест уже не хватает, а они все идут и идут. Вскоре их лица приобретают синюшный оттенок, их сотрясает кашель, с которым выходит окрашенная кровью мокрота. Каждое утро тела умерших перетаскивают в морг, где складывают, как дрова в поленнице. Подобные картины врезались в каждую клеточку моей памяти в дивизионном госпитале лагеря Девенс осенью 1918 года, когда смертоносная эпидемия инфлюэнцы продемонстрировала, насколько мало изобретательны сами люди, когда разрабатывают оружие для уничтожения себе подобных».

Это ли не свидетельство подлинного шока? Ведь Вон ведет здесь речь о разгаре первой широкомасштабной войны с применением наиболее современных и изощренных видов вооружений, войны, где солдат сотнями уничтожали пулеметным огнем и ядовитыми газами, но все это показалось ему невинными забавами в сравнении с поражающим фактором эпидемии.

Его коллеги пережили не меньшее потрясение. Коула до глубины души поразило то, что предстало его взору в госпитале. Все новые пациенты продолжали прибывать, «но медицинского персонала не хватало, и несчастные парни сами устраивали для себя подвесные койки, которые уже скоро заняли не только все палаты, но и веранды вокруг здания», – рассказывал Коул.

А потом настала очередь «анатомички», где производили вскрытия. В нее трудно было даже войти, потому что лежавшие в ногах окоченевшие тела преграждали путь. «Из-за неизбежной спешки и чрезмерного количества трупов, скопившихся в морге, их укладывали прямо на пол совершенно беспорядочно и бессистемно, и нам приходилось перешагивать через них, чтобы попасть в палату, где делали аутопсию» – так описывал это Коул.

Но стоило им туда войти, как даже Уэлч, невозмутимый Уэлч, в котором остальные всегда видели источник отваги и силы, оказался совершенно ошеломленным. Ничего хуже просто быть не могло.

Встав к операционному столу, Уэлч вскрыл грудь трупа молодого человека, чтобы стали видны его легкие. И это оказалось устрашающим зрелищем. «Когда из груди были извлечены посиневшие, сильно разбухшие легкие и доктор Уэлч увидел перед собой мокрую пенистую массу, уже почти разложившуюся, даже он невольно отвернулся», – рассказывал Коул. «Должно быть, это какая-то новая инфекция или чума», – предположил Уэлч.

По свидетельству Коула, Уэлч «был сильно возбужден и до крайности взвинчен. То, что нервничали мы все, меня не удивляло, но мне стало действительно страшно, когда я понял, что выносить увиденное не под силу даже Уэлчу, пусть это и длилось всего несколько мгновений».

Коула действительно больше всего шокировала именно реакция Уэлча. «В первый и последний раз видел я его тогда по-настоящему испуганным и сбитым с толку».