Гримасы улицы - [18]

Шрифт
Интервал

— Как вам угодно. Говорите, я вас слушаю. В двери раздался стук.

— Войдите. Ну, что еще там?

— Наночка, тебя гость ждет. Еремей Власыч просил — недолго.

— Зиночка, передай ему, что я уплачу за вечер.

— Хорошо.

— За кого это вы уплатите и за что?

— За вас, доктор.

— За меня?

— Да. Это первый случай в моей практике, когда я плачу, во всех остальных–платят за меня.

— Вы — проститутка?… Прощайте, я не собирался покупать вас.

Доктор тяжело встал, взгляд его упал на кровать, на простыне которой виднелись подозрительные пятна.

— Доктор, я думала, вы будете таким же, как и тогда. Помните, в больнице?.. — Да, я тогда хотел вас. Я хотел вашей близости, хотел навсегда. Теперь так поздно… Зачем не тогда? — Тихо сказал он и вышел.

Через минуту был другой. По–прежнему лилось вино, и чувства, купленные, безразлично отдавали тело тому, кто покупал…

Глава XIII

Марфутка

Сережка Фокин, придя в ночлежку, обегал все корпуса, заглядывал в чумазые лица, не нашел знакомых ребят и решил в ней не оставаться, но вспомнив, что Марфутка согласилась пойти с ним, задумался. «Один везде пропадешь, а вдвоем — смотришь, и выручка будет, и при ночевке веселей. Дал слово, надо сдержать», — подумал он вслух и, сунув руки в карманы, пошел по углам смотреть, как ребята, стоя, мечут. Игра заманчивая — денег гора, уйму денег с кона снимают. «Вот здорово! Хорошо бы мне так, — вечера в два выставить ребят, ну и живи припеваючи» — мелькают мысли. Часов в одиггадцать влез он под шкаф головой и беззаботно проспал до рассвета. Утром у выхода Марфутка поджидала его.

— Ну, ты, чиво так заспался? Мне уж надоело ждать.

— А я думал, что рано.

— Неравно рано, а то влезет и полбарана, — осадила его Марфутка.

— Куда теперь?

— Ты иди на Трубную к столовке, а я на Самотеку сбегаю. Может, попадет какой в семейную, — петуха заработаю, а то, гляди, шамать нечего.

— На Неглинку бы–там верней. Все же городские бани.

— Сам иди к армяшке, он тебе чирика даст. — Ну, ступай–тебе видней. К обеду ждать буду.

— Не удавимся, так явимся, — сказала Марфутка и пошла.

Сережка проводил ее взглядом и тоже пошел.

День проходил тоскливо и ничего не обещал. Напрасно Сережка пробовал просить копеечку. Никто не подавал. Пробовал в чужой карман, и тут ничего не выходило. «Ну, и денек же выпал», — думал он и сердито чесал затылок.

Марфутка задержалась долго и вернулась к пяти часам усталая и распаренная.

— Я думал, ты под машину попала, все кишки перевернуло, — заговорил Сережка.

— Сволочь, легаш проклятый! Доверила иму, дура, вымыла и все прочее, а он, стерва, в шею мне. Так и ушел. Только задарма бутылку пива с им выпила. Другого сблатовала, а он говорит: «есть вот 3 целковых — хочешь, идем». Ну, знамо, и на это согласилась. На, держи — И девка, вынув из чулка три замусоленных бумажки, протянула их Сережке.

— Сволота! Ты бы в морду ему хряснула, ну, и вся. А там хоть выспится на тебе–все равно терпеть, а зло сорвать бы надо. Ну, пойдем теперь выпьем у армяшки, закусим, да и ночлег искать пора, — предложил Сережка, и они спустились в низок по Садовой.

Как ни тяжел был их трудовой день, а все же скоро терялся он в памяти. Каждая выпитая рюмка вина являлась возбудителем героизма и проказ. Только тот, кто не пил вина, не испытал этих дразнящих чувств, зовущих равно на подвиг, как и на преступление.

Поздно вечером они шли на покой, стараясь уйти подальше от людей, уйти в тихую сторону, где ни злые, ни добрые люди не остановят их. Шли они в парк, где лежит спокойный пруд, покрытый зеленой плесенью.

— Ну, вот здесь и уснуть можно. Знаешь, вдвоем все же верней и дело какое обсудить, а в ночлежке нынче не того. Из МУРа погуливают, да все такие, что и не узнать: свои ли, чужие ли, потому из своих много теперь скурвилось.

Марфутка ничего не ответила. В голове у нее кружилось и хотелось спать. Она молча опустилась к дереву и, широко открыв рот, сразу захрапела. Из–под грязного платья виднелись голые ноги, похожие на обрубленные куски почерневшего от дождей дерева. Сережка прилег к ней и, вытянувшись, прислушивался к долетавшему говору. Слышалось, как на пруду бабы, плескаясь, полоскали белье и, брызгаясь, заливались долго не смолкавшим смехом, катившимся далеко по вершинам потемневшего парка.

— Уморилась, бедняжка, — заглядывая в лицо Марфутке, прошептал парень и, как бы невзначай, забросил руку ей на грудь и прижался.

— Отстань, без тебя тошно, — протянула Марфутка.

— Я так, немного, — тихо ответил он и смелей к ней прижался.

Ночь, как старуха, нарядившаяся в лохмотья опускавшихся облаков, прикрыла их. Куча грязных лохмотьев долго ворочалась, временами, казалось, вздымалась и росла…

— Спи. Светать скоро будет. Чиво это развозился, как жеребец, — оттолкнув его, лениво простонала Марфутка. Парень сунул руку ей под голову, крепко прижал ее к себе, немного подумал и живо захрапел, пригретый ее дразнящим телом. Нежная пелена выплывавшего месяца дразнящей лаской озарила их. Город давно замолк, прервался топот тяжелых колес, на площадях беззвучно замерли автомобили. И парк, выравниваясь косматыми вершинами, молча оглядывал себя в гладком зеркале уснувшего пруда. Большие окна домов глядели розоватыми глазами ночников, как будто притаились и лениво молчали…


Рекомендуем почитать
Вахтовый поселок

Повесть о трудовых буднях нефтяников Западной Сибири.


Легенда о Ричарде Тишкове

Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.


Ночной волк

Леонид Жуховицкий — автор тридцати с лишним книг и пятнадцати пьес. Его произведения переведены на сорок языков. Время действия новой книги — конец двадцатого века, жесткая эпоха, когда круто менялось все: страна, общественная система, шкала жизненных ценностей. И только тяга мужчин и женщин друг к другу помогала им удержаться на плаву. Короче, книга о любви в эпоху, не приспособленную для любви.


Тайна одной находки

Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.


Том 1. Рассказы и очерки 1881-1884

Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.Собрание сочинений в десяти томах. В первый том вошли рассказы и очерки 1881–1884 гг.: «Сестры», «В камнях», «На рубеже Азии», «Все мы хлеб едим…», «В горах» и «Золотая ночь».


Одиночный десант, или Реликт

«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».