Григорий VII. Его жизнь и общественная деятельность - [20]

Глава V. Непродолжительный мир и первое столкновение

Положение Генриха и его примирение с папой. – Противодействие германского духовенства. – Мечты о крестовом походе на Восток. – Болезнь папы. – Торжество Генриха над мятежниками. – Поражение патаров. – Общие осложнения. – Заговор против Григория. – Три миланских архиепископа. – Дело саксонских епископов. – Призыв короля на суд в Рим. – Покушение Ценция. – Вормский собор. – Обвинение Григория. – Низложение и отлучение Генриха. – Пророчество папы. – Зверство римлян

Германский император постоянно должен был бороться со стремлениями племенных герцогов к самостоятельности. Печальное время детства и молодости Генриха еще более усилило княжевластье. Последующие попытки короля смирить гнездо недовольных, Саксонию, постройкой крепких замков с надежными гарнизонами привели только к образованию обширного заговора, тайным главой которого явился шурин Генриха – Рудольф, герцог Швабский. Пламя мятежа быстро охватило почти всю Германию и побудило короля, желавшего покончить с внутренними врагами, искать примирения с папой, которому он отправил смиренное письмо, полное выражений покорности и раскаяния в общении с отлученными Александром II советниками и поддержке, оказанной миланцам. Григорий и сам склонен был к сближению с германским королем, так как норманны, с которыми у папы вышло крупное столкновение из-за церковных владений, заняли угрожающую позицию; вышедшая было за Готфрида Горбатого, Герцога Лотарингского (брак был обусловлен чисто политическими соображениями), Матильда, наставляемая папой “побороть в себе греховные стремления”, оставила мужа и старалась укрепить хорошие отношения между папой и своим родственником, германским королем. В этом же направлении действовала мать Генриха, Агнесса, и его крестный отец, клюнийский аббат Гуго. Все они подавали папе надежду на послушание еще молодого и неопытного короля советам и наставлениям Григория, который и сам готов был взять на себя роль его духовного отца и руководителя: “Если хорошие качества, – пишет папа, – благочестивая жизнь и искреннее религиозное чувство любого частного лица и незначительного князя служат к чести и пользе святой церкви, то тем большее значение имеют эти свойства у того, кто является главой мирян, королем и, по милости Божией, будущим римским императором”. В силу таких соображений Григорий отправил Генриху письмо, где просил не начинать братоубийственной войны до прибытия римских легатов, которые должны были произвести расследование и помочь правой стороне. Но в то же время папа написал и мятежникам, обещая содействовать им в случае их правоты. Король обиделся на то, что его поставили на одну доску с крамольниками и вмешивались во внутренние дела его королевства. Чтобы поправить дело, Григорий отправил в Германию мать Генриха и нескольких епископов. Они должны были содействовать прекращению неурядиц и проведению церковных преобразований. Король встретил посольство в Нюрнберге при значительном стечении духовенства и народа, принес покаяние за свое общение с отлученными: босиком и в грубой одежде вышел он навстречу послам, пал пред ними на колени и громко Исповедал грех свой, обещая исправиться и исполнять желания апостольского наместника. По совершении покаяния послы приступили было к созыванию собора для обнародования постановлений последнего (1074) римского собора. Но, несмотря на содействие Генриха, им не удалось осуществить свое намерение. Оно разбилось о противодействие германских епископов, заявивших, что легаты не смеют собирать собор в Германии помимо примаса немецкой церкви. Произошли бурные пререкания, и в конце концов послы возвратились домой ни с чем: мысль Григория о подчинении немецкой церкви Риму осталась неосуществленной.

Тем не менее Генрих заявил, “что хочет искоренить в своем государстве Симонову ересь и преодолеть путем всевозможных усилий застарелое распутство клириков”. Григорий вызвал в Рим главных виновников неудачи посольства, а Генриху написал благодарственное письмо. Отсутствие решительных мер со стороны папы объясняется благоприятным оборотом византийских событий. Именно около этого времени константинопольский император обратился к папе за помощью, и Григорию улыбалось редкое счастье: далекие восточные народы подчинялись его власти, старинная рознь казалась забытой; ее место занимали любовь и согласие, и творцом всего этого является он, Гильдебранд, сын бедного ремесленника. По самым основным свойствам своей природы он не мог оставить просьбу императора без ответа: неудержимо охваченный каким-нибудь могучим желанием, Григорий весь отдавался ему, всеми силами стремился к его осуществлению; тонкий дальновидный ум великого политика уступал тогда место бурным порывам воображения; он предавался химерическим мечтам, свойственным скорее фантазеру, забывшему о действительности. В эти, очень редкие, впрочем, минуты гениальный папа увлекался величавыми созданиями своего пламенного воображения и из-за далекого, казалось, упускал из виду близкое. Так и теперь он готов был бросить все и идти на помощь восточным христианам. “Я охвачен чрезмерною печалью и доведен до желания смерти, ибо предпочел бы положить душу свою за них, чем, не обращая на них никакого внимания, повелевать всем миром в угоду плоти”, – пишет папа Генриху, поручая ему в свое отсутствие римскую церковь и прося помощи против неверных. Но то, что могло воодушевить Григория, что сулило ему неслыханное торжество, не могло заставить народи Запада жертвовать всем для осуществления отвлеченной мысли о единстве церквей, откликнуться на приглашение папы помочь “заморским собратьям по вере”. Да и Генрих, занятый домашними делами, не захотел впутываться в далекое и мало интересное предприятие. Вообще как бы злой рок тяготел над этим величавым замыслом Григория: кое-как ему удалось собрать довольно значительное войско, но в нем поднялись раздоры, и оно разбрелось по домам. Сверх того, большая часть воинов, которых обещали выставить Матильда с матерью, мечтавшие сопутствовать папе в походе на далекий Восток, не явилась вследствие смут, охвативших их родину. Григорий пережил ужасное разочарование, и эта неудача сломила его здоровье. Несколько месяцев он был между жизнью и смертью. Болезнь эта не прошла бесследно. Неудача, вызвавшая ее, показала воочию всю слабость и непрочность ленной зависимости, всю невозможность для Григория быть понятым современниками, стремления которых не шли дальше легко выполнимого, близкого. “Светские владетели, – жаловался папа, – на словах покорные слуги, а на деле негодные и своекорыстные князья, вовсе не думающие об исполнении своих обещаний и обязательств”. Горькое сознание этого сделало Григория еще безжалостнее и беспощаднее. Теперь он уже непоколебимо стремился к полному подчинению светских властителей и прежде всего Генриха.