Григорий Шелихов - [9]

— Мой брат… Дух моих отцов усыновил его… Нельзя убить! Меня за него можно… Себя не буду защищать, а за него и за нее… — Куч метнул глазами в сторону Натальи Алексеевны, — за нее никого в живых не оставлю!

Наивные слова индейца рассмешили и отрезвили зверобоев. Как это допустили они нарушение первого и святого артельного закона — не подымать голоса, а тем более руки против начального, пока не осудили его миром, не сместили за какую бы то ни было провину с атаманства!

И опустились дула ружей, исчезли ножи и топоры. Оторопевшие, стояли зверобои, растерянно поглядывая друг на друга: с чего и впрямь поднялись на покладистого хозяина, а уж Наталья Алексеевна — худого слова не скажешь!

Ошеломленный взрывом ярости своих добытчиков и неожиданным вмешательством жены, Шелихов все же не мог уступить «бунтарям».

— Ладно! — махнул он рукой и, отстранив жену, повернул к избе. — Пошли спать, добытчики! Завтра галиот снаряжать…

В избе, оставшись с женой с глазу на глаз, Григорий Иванович почувствовал себя как-то неловко перед нею, выступившей на его защиту и, может быть, спасшей ему жизнь.

— Чем ты, государыня-боярыня, мою голытьбу заворожила? — прикрывая смущение, обратился он к жене. — Если милости твоей не убудет, ты и впредь меня, сироту твоего Гришку, защищай. Разбойники мои, как овечки, тебя слушают…

— А ты, Гришата, козлом перед людьми не держись! — просто ответила она. — Извелись все в американской мокрети, и нажива не радует: домой у всех душа просится, заскучали.

— Я через хляби морские пробивался не по печи скучать и тебя взял…

— Ты взял, а они таких же, как я, покинули. Не в хозяевах ходят, и ты не торопись в тузы выходить, — сказала Наталья Алексеевна.

На другой день люди с утра уже копошились среди стоявших на стапелях кораблей, подбирали части неисправного рангоута и потрепанного такелажа «Святителей».

В возне и хлопотах по починке идущего в обратное плавание судна прошел и конец лета.

Добытчики обсудили между собой, кого выделить в первую партию, а потом пришли к заключению, что возглавить эту партию ради большей уверенности в обратной доставке продовольствия и огнеприпасов должен не старик Самойлов, которого наметил Шелихов, а он сам, Григорий Иванович. В его мореходные знания и удачу все крепко верили и еще больше полагались на то, что только шелиховская энергия и воля ускорят сбор и отправку всего необходимого со складов Охотска, не в пример медленному в таких случаях поспешанию купцов-компанионов и правительственных служилых людей.

— Не поеду. Мне тут делов непочатый край! — буркнул Шелихов, с притворной занятостью перебрасывая костяшки счетов. И не захотел дальше слушать выборных, пришедших к нему передать мнение ватаги.

Шелихов имел время раскинуть умом и обдумать положение, неожиданно сложившееся после, как он назвал, «бунта» в артели. «Худа без добра не бывает», — решил он и посчитал, что теперь, когда зверобои смягчились, целиком можно отдаться выполнению своих замыслов, не считаясь с интересами людей, приведенных в этот дикий край. Завороженный Славороссией, мореход не хотел покинуть новооткрытую землю раньше, чем заложит поселения и опорные пункты на американском материке.

Еще в прошлом году при обследовании прибрежья Кенайского и Чугацкого заливов он обнаружил богатейшие залежи железной руды и самородной меди, вперемежку с выходившими на поверхность полями земляного угля, а приятель его Баранов Александр Андреевич, с которым он не раз встречался в разъездах своих по Анадырской земле, уверил, что на земляном угле руда выплавляется и куется легче и дешевле, нежели на древесном.

Григорий Шелихов представлял себя владетелем несметных богатств. Эти богатства смело могли поспорить со строгановскими посессиями на Урале. Железная руда, вместе с медью, лежала под ногами на берегах Чугацкого залива, в долине озера Илиамна и одноименного в районе этого озера вулкана, верстах в ста к северу, на Аляске, против Кыхтака. В кварцевых скалах, прорытых бурными притоками реки Медной над Чугачами, и реки Сузитны, впадающей в Кенайский залив, Шелихов с сердечным замиранием обнаружил блестки золота. А с истоков реки Атха (Медной), из-под небесного Белого пояса,[5] индейцы принесли вдруг Шелихову самородную медь.

Григорий Иванович так уверился в заманчивом будущем своей новой земли, что мягкая рухлядь — пушнина — показалась ему уже мелким, нестоящим делом. Открывались трудно угадываемые по своим последствиям возможности, такие, как создание рудоплавления, а затем на своем железе и океанское кораблестроение — и где? — на путях обширной мировой торговли с голодными на железо Китаем, Японией, Филиппинскими, Малайскими и другими островами счастливой Океании.

— Отечество прославлю, кусок хлеба людям найду и сам в обиде не останусь, понимаешь, Наташенька? Надо токмо в глубь землицы этой пройти, а для того «скотинку» привезти — белоглазых собачек колымского помета, а их раздобыть Баранов поможет — наменяет у чукотских людишек… Размахнусь! — сбрасывал он со счетов костяшки, которых не хватало для подсчета прибыли.

4

Для полного выяснения картины и нанесения на карту американской земли мореход задумал провести в 1786 году огромную экспедицию вдоль материка в солнечную Калифорнию; тысячу байдар с алеутами под охраной двух кораблей. И от такого дела его хотят оторвать, заставляют плыть в гиблый Охотск?! Но осторожность бывалого землепроходца и трезвость делового человека все же сказывались в Шелихове. На все нужно время и силы. Что у него есть сейчас? Огневые припасы на исходе, продовольствия нет, одежда поизносилась, людей не хватает.