Григорий Распутин - [28]

Эти резкие, хлесткие фразы, столь необычные для великосветской среды, осадили великого князя, остудили его горячую голову.

— А ты фрукт еще тот! — произнес Николай Николаевич, явно пораженный и недовольный разговором с резковатым гостем.

Расстались они врагами, и Николай Николаевич всегда жалел, что не ограничил «влияние этого отвратительного старикашки на Николашу», то есть на Николая II. И Распутин не остался в долгу:

— Он, эта жердь, думает, что он пуп земли… Хе-хе… Придет время, лишится всего — и постов, и власти, и богатств… А кто лишит, я спрашиваю, да сам папа. (Предсказание сбылось. Николай Александрович сместил его с поста верховного главнокомандующего, когда для всех в России стало ясным, что великий князь занимает «не свое место». А русские революции 1917 года лишили его всего остального: богатств, почета.)

Важнее, чем сказки, молитвы и игры, была способность Распутина помогать мальчику при кровотечениях. Доподлинно известно еще о нескольких подобных случаях…

Ранней осенью 1912 года царская семья, как обычно, выехала в окрестности Гродно, в Беловежскую Пущу (местечко Спала), где царь любил охотиться на могучих зубров. В этих безлюдных и тихих местах и произошло новое несчастье. Во время возвращения с прогулки по озеру на лодке цесаревич неожиданно резво спрыгнул на берег, но при этом ударился коленкой о камень, и у него началось внутреннее кровотечение.

После того как Алексей слегка поправился, царица взяла его на прогулку, наследнику неожиданно сделалось дурно, вновь носом пошла кровь, он упал, потеряв сознание. Тряска прогулочной коляски причиняла ему невыносимые боли, и его, почти полуживого, на руках внесли во дворец.

Помимо сильного ушиба ноги врачи обнаружили опухоль в паху и горячку. Алексей непрерывно стонал и не давал себя обследовать. Любое прикосновение к пораженным местам причиняло ему невыносимую боль. Состояние больного постоянно ухудшалось, и врачи готовились к самому плохому. Признаки заражения крови грозили серьезными осложнениями.

К больному ребенку срочно прибыли вызванные из Петербурга лейб-медик Е. С. Боткин и лейб-педиатр А. Н. Раухфус. Через день температура у Алексея подскочила до 39,8°. Доктор Боткин, не спавший уже третью ночь подряд, передал императору записку: «Надежды на выздоровление практически нет».

В эти дни по всей России шли богослужения, во время которых молились за здоровье наследника, а родители Алексея постоянно находились в комнате больного мальчика. Императрица, успокаивая ребенка, заговорила о Григории Ефимовиче. Воспоминания о первых встречах со странником так сильно подействовали на мальчика, что он потребовал, чтобы Распутин пришел к нему. Вечером самочувствие цесаревича еще более ухудшилось. Тогда царица втайне от врачей и придворных попросила свою подругу Анну Вырубову послать в Покровское телеграмму с просьбой о том, чтобы Распутин молился за здоровье больного цесаревича.

Дочь Распутина, Матрена, вспоминала, что отец получил телеграмму в тот же день, в полдень. Он, сидел в кругу семьи за столом. Дочь прочла ему: «Врачи отчаянии. Единственная надежда

Ваши молитвы».

Немедля Григорий Ефимович встал, прошел залу, где висели самые почитаемые иконы, и велел Матрене следовать за ним.

— Голубка моя, надо совершить очень важное таинство. Пусть это удастся… Ничего не бойся и не разрешай никому сюда входить… Если хочешь, то можешь остаться, но молчи и не мешай. Молись молча, про себя…

Бросившись перед иконами на колени, Григорий Ефимович прокричал: «Излечи сына Алексея, если это в твоей власти, Господи. Отдай ему мои силы, Господи, пусть они помогут ему вылечиться!» В этот момент лицо его начинает светиться, он не чувствует себя, обильный пот заливает лоб, щеки и шею. Он задыхается от неимоверных усилий, его как будто выворачивает изнутри. Секунда, другая, и он падает как подкошенный. Подтянул ногу к животу, другая выпрямлена, совсем как у царевича…

«Как будто он испытал агонию, — вспоминала Матрена. — Я думала, он умирает. Не знаю, сколько прошло времени, когда он открыл глаза и улыбнулся. Я дала ему остывшего чаю, и он выпил с жадностью. Через какое-то время он стал прежним».

Теперь он — Распутин — был уверен в благополучном исходе приступа болезни у царевича Алексея. Мышечные конвульсии, которые Григорий Ефимович испытал во время таинства (по его же объяснению), это были приступы боли у царевича Алексея. Он освободил от них ребенка, взяв на себя его боль по воле Божьей. Так действует шаман, избавляя страдальца от физических и душевных мук. Он меняется местами с больным, забирая на себя физические и душевные страдания, сбрасывая их и после мгновенно «возвращаясь» назад в свою «оболочку».

Распутин, владея этими навыками, сам стал, по сути дела, шаманом (колдуном), провидцем, способным мыслью даже провести суда (он проводил лодки по родной Туре), которым грозила опасность. Это, казалось бы, примитивное колдовство научило его разбираться в возможностях и способностях разума больше, чем нравоучения священников, которые он заставлял себя ранее слушать.

Он знал, как быть везде, как повсюду успеть. Находясь в Покровском, в своем доме, с семьей, он тем не менее был сейчас в далекой Спале, у изголовья маленького больного. Он чувствовал его каждой мышцей, каждым нервом, каждым волоском, всем своим большим и кряжистым телом. Закончив таинство, вмещающее в себя молитву и изгнание дьявола, колдовство и разговор с душами умерших, он отправился вместе с Матреной на почту, послать депешу в Спалу — «матушке».