Грибуль - [8]

Наконец, когда Грибулю исполнилось пятнадцать лет, господин Шмель взял его под руку и сказал:

— Мой молодой друг, ты будешь моим наследником, ибо решено судьбой, что у меня не будет детей от последнего брака. Я это знал и потому не боялся обидеть тебя своей женитьбой, ты будешь очень богат, да что я говорю, ты уж и теперь богат, потому что все, что мое — твое. Но после меня тебе будет много хлопот и забот и придется много выдержать битв, чтоб удержать за собою все имущество, потому что семейство моей жены меня ненавидит. Оно не объявляет мне войны только из боязни ко мне. Все пчелиное племя в заговоре против меня и ждет только удобного случая, чтоб напасть на мои владения и захватить все, что, по их мнению, им принадлежит. Пора, наконец, посвятить тебя в мои тайны, чтобы ловкость спасла тебя от насилия. Итак, идем со мной.

С этими словами господин Шмель сел с Грибулем в карету и приказал ехать к Шмелеву перекрестку. Когда они подъехали к дубу, господин Шмель отослал экипаж, потом он взял Грибуля за руку, велел ему сесть на корни дуба и спросил:

— Ел ли ты когда-нибудь эти желуди?

— Да, — отвечал Грибуль, — они очень хороши, остальные же во всем лесу горьки и годны разве только для свиней.

— В таком случае ты дальше ушел, чем думаешь. А так как эти желуди тебе нравятся, то поешь их теперь.

Грибуль ел с удовольствием, потому что они напоминали ему его детство, но тотчас же почувствовал, что им овладевает сильный сон, и ему казалось, что он видит и слышит господина Шмеля только во сне.

Сначала ему показалось, что господин Шмель ударил по дубовой коре и дуб раскрылся, тогда Грибуль увидел внутри дерева превосходный пчелиный улей с восковыми сотами и золотым медом, каждая пчелка сидела в своей сочной, чистой ячейке. Но по всем комнаткам звучали нежные голоски:

“Соберем, соберем;

Сбережем, сбережем;

Откажем, откажем;

Ужалим, ужалим!”

Только громкий голос заставил их замолчать, закричав из глубины улья:

“Молчите, молчите!

Приближается враг!”

Тоща господин Шмель зажужжал, полез по дереву и начал стучать крыльями и лапами в ячейку царицы, которая загородилась чем могла, и задвинула все засовы. Господин Шмель издал звук, подобный охотничьей трубе, на его зов явились тысячи, миллионы шмелей, трутней и ос, сначала в виде тучи на небе, а вскоре огромным войском, которое бросилось на улей.

Пчелы решились выйти на защиту, и Грибуль был очевидцем ужасной битвы, в которой каждый старался проколоть врага жалом или съесть его голову. Но драка сделалась еще ужаснее, когда с дерева спустилось новое войско. Новоприбывшие, не принимая участия в споре, кажется, заботились только о том, чтобы убивать кого попало, а потом уносить трупы и есть их. Эго была целая республика толстых больших муравьев, столица которых находилась невдалеке от места битвы, в ней они прохлаждались на листьях и в то же время лизали вытекавший из улья мед, до которого муравьи такие же большие охотники, как и шмели. Всякий раз, когда раненое насекомое падало на спину и валялось в конвульсиях бешенства и предсмертных страданий, муравьев двадцать бросалось его кусать, щипать, рвать и потом, заставив его умереть медленною смертью, они сзывали своих товарищей, и те уносили мертвеца в муравейник. В этой суматохе мед, вытекавший из выломанных дверей ячеек, так облепил сражающихся и грабителей, что тут погибло большое число, одни из них задохнулись и утонули, другие же были ранены неприятелем, против которого не могли защищаться. Наконец, поле сражения осталось за трутнями, и тогда у них началась отвратительная оргия. Победители обжирались медом среди жертв, ступая по трупам матерей и детей, и все они до того гнусно напились, что многие умерли от расстройства желудка или валялись как попало, между мертвыми и умирающими.

Что касается господина Шмеля, которому на серебряном блюде поднесли ключи от улья, то он смеялся самым наглым образом и, взяв Грибуля за шиворот, сказал:

— Поди, трус, пользуйся своею частью, ведь для тебя была устроена вся эта резня. Иди же, пользуйся ею, ешь, бери, грабь и убивай.

И он бросил его на дно улья, которое превратилось в кровавое озеро. Грибуль забился, чтоб вылезть оттуда, и, катясь вдоль дуба, упал в столицу муравьев. В одну минуту на него бросилось несколько миллионов челюстей и так больно защипали его, что он вскрикнул и проснулся. Но, открыв глаза, он уже ничего не видел прежнего. Дуб заклеился, муравейник исчез, несколько пчел летало около кашки, да несколько трутней пило воду с прибрежных цветов, забрызганных ручьем, а господин Шмель, спокойный, как обыкновенно, насмешливо смотрел на Грибуля.

— Ну, почтеннейший соня, — сказал он, — так-то ты пользуешься первым уроком. Я объясняю законы природы, а ты изволишь спать.

— Извините меня, — отвечал Грибуль, все еще оцепеневший от ужаса. — Я сам не рад, что заснул, потому что видел страшный сон.

— Хорошо, хорошо, — возразил господин Шмель, — нужно привыкать ко всему. Но на чем, бишь, мы остановились?

— Право, ничего не помню, — отвечал Грибуль.

— Да, — сказал господин Шмель, — я объяснил тебе естественную историю трутней и пчел. Последние работают для своего употребления, говорю тебе, они очень искусны, очень деятельны, очень богаты и очень скупы. Первые же не так хорошо работают и не умеют делать мед, но зато умеют брать его. Муравьи также неглупы: они превосходно строят города, наполняют их трупами, которыми питаются зимою, нет народа, который бы грабил больше их и лучше соединялся между собою, чтобы вредить другим. Хочешь сберегать, подобно пчелам, или же грабить, как трутни? По-моему, вернее заставлять работать других, а самому только брать. Поверь, друг мой, сила и ловкость — единственные пути к постоянному счастью. Скупцы собирают медленно и мало пользуются своим имуществом, грабители же, хотя и тратят, но всегда богаты, потому что, когда запас их выходит, они опять берут, а так как бережливые работники всегда найдутся, то и есть всегда средство обогатиться на их счет. Я сказал тебе, мой друг, последнее слово науки: выбирай, и если хочешь быть шмелем, я тебя сделаю таким магом, как я сам.