Грибоедов за 30 минут - [50]
И это я написал! это излилось из моего пера! – Федька!.. Он спит, жалкий человек! вместилище физических потребностей!.. И все люди почти таковы! с кем я ни встречался здесь в столице, ни один не чувствует этого стремленья, этого позыва души – туда! к чему-то высшему, незнаемому! – Но тем лучше: как велик между ими всеми тот один, кто, как я, вознесен ввыспрь из среды обыкновенности! – Рука фортуны отяготела надо мною, я проиграл мои деньги, но дары фантазии всегда при мне, они всё поправят. Вельможи, цари будут внимать строю моей лиры, и золото и почести рекою польются на певца. Но я ими не дорожу, я доволен одною славою, уделом великим.
Те же и Швейцар.
Швейцар. Скоро ли, сударь, опростаете квартиру?
Беневольский. Что такое?
Швейцар. Скоро ли вы изволите отселе выбраться!
Беневольский. Пожар? неужли пожар? Федька! мои бумаги! спаси мои бумаги! в них всё мое богатство.
Швейцар. Нет, сударь, бог милостив, еще ничто не горит.
Беневольский. Нет? что ж ты сказал?
Швейцар. Я спрашивал, скоро ли вы отселе съезжаете?
Беневольский. Разве тебе Александр Петрович велел?
Швейцар. Нет, он об вас ничего не приказывал; а уж как он изволил отправиться в деревню, а барыня съехала на дачу, так когда вы опростаете комнату? я бы запер.
Беневольский. Не может быть. Как это? давно ли? так скоро? будто Александр Петрович уехал?
Швейцар. Изволил уехать.
Беневольский. В деревню? далеко ли?
Швейцар. Вотчина его Прилиповка в Костромской губернии, верст отселе девятьсот с десятком, да в Рязанской село Потешное, верст будет побольше тысячи, да около Нижнего барынина деревня Березовка, деревня большая, тоже душ тысячи с полторы.
Беневольский. В которую же он теперь уехал?
Швейцар. Да бог весть, люди надвое говорили.
Беневольский. Неужли он ничего не приказывал перед отъездом?
Швейцар. Изволил крепко наказывать, чтоб штучные полы везде починить, где расклеились, да люстру из галдареи вынести…
Беневольский. Да обо мне что?
Швейцар. Об вас он ничего не приказывал.
Беневольский. Верно, ты не знаешь; кто еще в доме есть, кроме тебя?
Швейцар. Ни одного живого человека: барыня шестерых людей забрала с собою на дачу, а остальные кое-куда разбрелись.
Беневольский. Что ж мне делать?
Швейцар. Как станете перевозиться, дайте мне знать с вашим человеком: надо будет здесь убрать после вас.
Беневольский. Зачем же мне переезжать?
Швейцар. Барин крепко наказывал, чтоб здесь никому не оставаться, что-де комнаты все станут заново расписывать.
Беневольский. И мне велел переезжать?
Швейцар. Об вас он ничего не приказывал. (Уходит.)
Беневольский, Федька.
Беневольский. Федька! Федька! беспросыпный! негодяй!.. вставай! проснись!
Федька (впросонках). Левей, Алёха…
Беневольский. Несносная тварь! вставай! вставай!
Федька (протягиваясь). Что, сударь? ась?
Беневольский. Ты спишь, мерзавец, и не говоришь мне, что все отсюда уехали и мы с тобою одни остались в опустелом доме!..
Федька. Вишь, сударь, я не раз принимался вам докладывать, да поди-ко вы с вашими виршами не давали слова вымолвить.
Беневольский. Говори, что здесь без меня было? что ты видел? Александр Петрович не приказывал ли тебе чего-нибудь?
Федька. Он второпях дал мне толчка, что в ушах зазвенело; только я от него добра и видел.
Беневольский. Но другие что? жена его?
Федька. Барыня и барышня велели вам кланяться.
Беневольский. Только?
Федька. Нет-с; еще что, бишь, они велели вам сказать?
Беневольский. Почему я знаю, мучитель? Не мори меня, договаривай.
Федька. Да, право, всё из головы вон вышло. – Что, бишь, они велели вам сказать?
Беневольский. Терпенья! дайте мне терпенья!
Федька. Да, что барышня-то, ваша невеста, – уж не ваша невеста, а выходит замуж за его милость, забыл, как зовут.
Беневольский. О судьба! ужасны твои потаенные громы! За что схватиться мне в этом кораблекрушении? – Ты не знаешь всех моих бедствий: у меня ни копейки нет денег.
Федька. Ах, создатель! ужли потеряли?
Беневольский. Проиграл.
Федька. В картёж! вот-те благодарствуй!
Беневольский. Без денег! без друзей!
Федька. А еще разумник! грамотник! вот-те разживусь да разбогатею. – «Что ты от меня получаешь жалованья? малость! будешь получать тысячу, слышишь? тысячу!» – Ан вышел сам без гроша: я видел, что тебе несдобровать.
Беневольский. Как ты смеешь говорить со мною во втором лице единственного числа?
Федька. Вишь, всё хорохорится: «я-де всех разумнее, мне здесь дадут денег с три пропасти!» – ан, лучше бы помнить пословицу: еду – не свищу, а наеду – не спущу. (Треплет Беневольского по плечу, тот его отталкивает.) Эка дворянска амбиць! без денег, а спесивится! Пойду, возьму свои пожитки да уберусь, поищу себе барина потолковее. (Уходит.)
Беневольский, Прохоров.
Прохоров (читает записку). Евлампий Аристархович Беневольский, недавно приехавший в Санкт-Петербург, обучался в Казанском университете разным языкам и наукам, знает грамматику.
Беневольский. Это я. Что вам нужды до меня, вам, чуждым моей скорби?
Прохоров. Вы без места, как мне довелось слышать, находитесь?
Беневольский. Я всеми отвержен, душа моя подавлена под гнетом огорчений.
«Итак, вы получили или купили земельный участок. И вас кроме сарайчика, в котором можно хранить только садово-огородный инвентарь, вам хочется иметь дом на дачном участке. Каким он будет? Все зависит от того, сколько средств, времени и труда вы решили на него затратить. Ведь очень многие горят желанием сделать что-то своими руками на своей земле, будь то маленький домик или настоящая усадьба. Хотя и маленькие домики могут быть настоящим уютным и комфортным жильем или местом загородного отдыха…»Каждый владелец дачного участка мечтает превратить его в райский уголок.
Двадцать первый век – век твоей молодости. Другая жизнь, другие требования, другие цели. Этот мир создан специально для тебя, но ты пока не подобрала к нему ключик. Поэтому тебе может казаться, что никто раньше не переживал того, что ты переживаешь сейчас, что твои эмоции уникальны, а проблемы – единственные в своем роде. Ты можешь чувствовать себя одинокой и непонятой, брошенной на произвол судьбы в бурном море житейских бурь и невзгод, тебе может казаться, что родители не хотят вникнуть в твои проблемы, друзья предают, а учителя попусту придираются.
Книга посвящена художественной ковке – одному из древнейших способов обработки металлов.В книге представлена подробная информация о кузнечном ремесле, включающая его историю и развитие.Особое внимание здесь уделено кузнечным инструментам (опорным, ударным, вспомогательным и измерительным), изготовлению этих инструментов, а также разновидностям кузнечной рубки, отделке поковки, сборке кованых изделий и защите поверхностей кованого металла.
Рулеточные системы, основанные на вероятностях, преследуют своей целью достижение положительного результата. Существует множество стратегий, при помощи которых можно добиться выигрыша. В этой книге описаны системы, которые помогут добиться успеха, а также системы, которые считаются ошибочными. Знание этих стратегий очень важно для игроков в рулетку, т. к. с помощью их Вы избежите типичных ошибок.
Книга подробно расскажет о явлении коррозии металлов, о причинах ее возникновения и методах защиты от нее.Кроме того, в книге дана подробная информация о термической обработке металлов, о таких ее разновидностях, как отжиг, нормализация, закалка и отпуск, а также о химико-термической обработке черных металлов.
Немаловажную роль в художественной обработке металлов играет опиливание. В книге подробно изложена сущность процесса опиливания, детально рассмотрены типы напильников.Особое внимание в книге уделено опиливанию выпуклых поверхностей и мелких деталей, а также уходу за напильниками.
Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Очерки, эссе, информативные сообщения советских и зарубежных публицистов рассказывают о судьбах книг в современном капиталистическом обществе. Приведены яркие факты преследования прогрессивных книг, пропаганды книг, наполненных ненавистью к социалистическим государствам. Убедительно раскрыт механизм воздействия на умы читателей, рассказано о падении интереса к чтению, тяжелом положении прогрессивных литераторов.Для широкого круга читателей.
Данное исследование частично выполняет задачу восстановления баланса между значимостью творчества Стругацких для современной российской культуры и недополучением им литературоведческого внимания. Оно, впрочем, не предлагает общего анализа места произведений Стругацких в интернациональной научной фантастике. Это исследование скорее рассматривает творчество Стругацких в контексте их собственного литературного и культурного окружения.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.