Грезы наяву - [71]

— Вы не поняли, Эверетт! Я хочу жениться на этой женщине. Без нее я отсюда не уеду.

Граф был вполне удовлетворен, но не показал виду. Он лишь коснулся салфеткой губ.

— И все же я поговорю с ней. Внизу, я видел, есть небольшой холл. Пришли мне ее туда.

Глядя, как граф удаляется из комнаты, Атекс чертыхнулся про себя и сорвал с груди салфетку. Ему, в общем-то, нравился кузен, порой Алекс восхищался им, но иногда Эверетт бывал еще упрямее, чем он сам.

Эвелин с некоторым трепетом вошла в небольшую, тесновато обставленную комнату. Ее отец так и не успел приобрести достаточно шкафов, чтобы разложить в них собрание книг. Памфлеты, газеты, какие-то свитки лежали на любой подходящей поверхности, придавленные сверху стопками книг. Некоторые из них до сих пор были раскрыты на тех самых страницах, которые в последний раз читал хозяин. Эвелин много раз хотела прибрать здесь, но всякий раз, взглянув на раскрытую страницу, зачитывалась и обо всем забывала. Сейчас ее пальцы нервно поглаживали корешок томика Шекспира, которого особенно любил отец. Книга словно хранила его тепло.

Граф положил на место старый номер «Бостонской Газеты», который попался, видимо, под руку, и повернулся к Эвелин. Не удержался и указал на заголовок передовой статьи.

— У вас все газеты настроены так бунтарски? Прямо-таки клеймят бедный парламент.

Эвелин убрала со стула редкую копию словаря Джонсона, два старых гроссбуха, памфлет Отиса и только после этого села. Сцепив пальцы, она старалась отвечать спокойно, однако колени у нее дрожали.

— Враждебность вызывается неразумными действиями правительства. Мы только хотим, чтобы нас услышали, хотим собственную конституцию. Разве это преступление?

— Да, Уайкс выступал в парламенте с проектом вашей конституции. Но он очень расплывчат, согласитесь.

— По-моему, наоборот. Наша главная цель — защитить права таких же британских граждан…

— Да, я неточно выразился. Проект скорее бунтарский. Но я приехал сюда не обсуждать политику. Я хочу ближе познакомиться с вами. Похоже, многое изменилось с тех пор, как Алекс написал мне письмо. Которое, собственно, и заставило меня отправиться в очередной раз вызволять его из беды, в которую он попал… Но теперь в беде, похоже, вы, а не он. Насколько я понимаю, ваш дядя обвинил моего наследника в контрабанде. И как сейчас обстоят дела с этими обвинениями?

Руки Эвелин дрогнули, она словно просила защиты.

— Моего дядю вполне удовлетворили намерения Алекса относительно меня. На самом деле он его никогда ни в чем не обвинял. Иногда он просто выходит из себя… Алексу не было никакой нужды делать мне предложение. — Она замолчала, пытаясь угадать реакцию графа. Он казался ей разумным человеком. Вряд ли он проделал длинный путь, если не желал Алексу добра. Полагаясь только на это, она продолжила: — И тут я смею надеяться на вашу помощь.

Граф посмотрел на нее с интересом. Потом поудобнее устроился в кресле и, вертя в руках перо, принялся изучать молодую женщину, сидевшую перед ним. Она была явно хороша собой. Но свет лампы падал очень невыгодно, и сейчас вместо глаз у нее получались темные провалы. Можно ожидать, что у нее окажется острый ум. Вот это он и хотел проверить.

— Я к вашим услугам, мисс Веллингтон.

Его спокойная доверительность придала ей смелости, и Эвелин заговорила увереннее:

— Я хочу, чтобы вы объявили Алексу, что лишите его наследства, если он женится на мне. Он очень ценит ваше расположение и не рискнет им ради своей гордыни. Вы же понимаете, что из этого брака ничего хорошего не выйдет, а Алекс продолжает настаивать на нем только из упрямства.

Грэнвилл ждал дальнейших пояснений, но девушка, видимо, считала, что высказалась достаточно ясно. Как и Алекс, она не страдала излишней откровенностью. Повертев гусиное перо в пальцах, граф все-таки решил выяснить настоящие причины.

— То есть вы отказываетесь, так как считаете, что ваша репутация может повредить Алексу? — спросил граф простодушно. Хотя сам, в разговоре с Алексом, использовал тот же довод, он не очень верил, что эта женщина имеет в виду то же самое.

Она почувствовала недоверие в его голосе и взглянула на графа с вызовом.

— Я не так глупа, чтобы полагать, что Алекс имеет настолько незапятнанную репутацию и брак со мной может погубить ее, или что жениться на мне его принуждает долг чести. Я просто знаю, что не смогу стать той леди, которую ему подобает иметь рядом. И когда-нибудь он проклянет меня за то, что встреча со мной не дала ему найти настоящую партию… Я привыкла жить здесь, и мне будет трудно привыкнуть к Лондону. Так что единственный урон, который будет нанесен его гордости, это сознание, что он не связал себя навек с женщиной, на которой считал себя обязанным жениться.

Она говорила, старательно выстраивая фразы, но Грэнвилл мог «читать» и между слов. Гордость была неотчуждаемой собственностью Алекса, но она редко подвигала его на разумные шаги. Его упрямство — другое дело. Вскинув брови, но держа свои мысли при себе, граф осторожно ответил:

— А вы знаете, что Алекс должен был унаследовать титул моего отца и его богатства после его смерти еще пять лет назад? Но мое несвоевременное возвращение с Барбадоса стоило ему и того и другого. И лишать его еще раз того, чего он так желает, жестоко.