Грешники - [7]

Когда милиция наконец разобралась, что происходит, то прессинг начался очень жесткий. Индустрию Пи-Си-Пи выкорчевали тогда под корень. Приблизительно в 1996-м химиков-умельцев по одному переловили и отправили в тюрьму. Меня как-то тоже арестовали и отвезли в отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Они вверх дном переворошили квартиру моей мамы, а мне говорили, что бить будут до тех пор, пока я не сдам всех поставщиков, и на всю жизнь посадят в самую жуткую тюрьму страны.

* * *

Мы играли достаточно жесткую альтернативную музыку. На какой-то громкий успех никто из нас не рассчитывал. Но после первых концертов в TaMtAm’е группа «Нож для фрау Мюллер» очень быстро превратилась в звезду первой величины. Для нас это было неожиданностью.

Как-то после концерта ко мне подошел чокнутый с виду парень, который сказал, что собирается снимать про нас большой фильм. Я посмотрел на него и подумал: «Ну и дебил!» Как ни странно, фильм он действительно снял. Парня звали Костя Мурзенко[1]. Потом у группы появился собственный менеджер. Он сделал нам тур по Германии. Это был мой первый выезд за границу. Мы съездили, отыграли, вернулись и еще раз выступили в TaMtAm’е. Было ощущение, что еще чуть-чуть — и мы покорим мир.

Тот год стал для нас пиком. После Германии мы записали первый полноценный альбом. Из Москвы тогда приехали модные промоутеры, которые заявили, что готовы заниматься этим диском. Вообще-то изначально они собирались раскручивать группу Tequilla Jazzz, но, разобравшись в ситуации поняли, что Tequilla Jazzz — зануды, а выпускать нужно молодых и прогрессивных. Самыми прогрессивными из молодых были мы — группа «Нож для фрау Мюллер».

В начале 1990-х не существовало ни глянцевых изданий, ни музыкального телевидения, ни нормальной музыкальной прессы. Все что было — это парочка самиздатовских журнальчиков и единственная передача об альтернативной музыке на телеканале РТР. Одна такая передача была целиком посвящена нам, а журнальчики писали о группе и вообще в каждом номере. Мне казалось, что так и должно быть, а дальше все будет еще круче.

* * *

В детстве я воспринимал дом как место, куда мир не сможет запустить свои мерзкие щупальца. Но теперь самое жуткое творилось как раз там, где я надеялся отсидеться.

Окончательно с Наташей мы расстались через три года после свадьбы. А до этого меня окружал кошмар. Ее подружка Лена, которая первая подкинула идею насчет проституции, теперь жила у нас дома. Две проститутки и я — выглядело это как реальный притон. Иногда по ночам к нам приезжали какие-то криминальные типы. Меня они воспринимали как фирму-конкурента.

Проституцией моя жена занималась в гостинице «Прибалтийская». Она приходила домой в четыре часа утра и рассказывала: сегодня все происходило вот так и вот так… Я сделала ему то-то и то-то… А потом мы поехали в тако-о-ое крутое место!.. Из всего, что могло со мной случиться, это был самый худший вариант.

Не верилось, что все это происходит именно со мной. «Как же так, — переживал я. — Ведь мы только-только поженились». Зато в семье наконец появились деньги. Мы с женой стали регулярно ездить на море. На $100 в Крыму тогда можно было жить лучше, чем сегодня на $10 000 на Гавайях. И жил я по-прежнему не с родителями, а у Наташиной бабушки. Какие-то плюсы в ситуации, безусловно, были.

Спустя еще год Наташа решила пойти на повышение. Проституция — это ведь действительно тяжелая работа. Теперь Наташа хотела быть стриптизеркой.

При «Прибалтийской» открылся небольшой клуб. Хозяином там был Феоктистов — один из первых легендарных ленинградских бандитов. Вскоре его посадили в тюрьму и клуб перешел к Косте Могиле. Тогда Могила был на пике могущества. Он каждый вечер приходил посмотреть на голых девок, а вокруг выстраивались его охранники.

Наташа восторженно описывала мне этих крутых ребят: их дорогие автомобили… их первые в городе мобильные телефоны… длиннополые черные пальто… Кончилось тем, что с одним из охранников Кости Могилы у Наташи возник роман. Дома бывать она почти перестала. Я остался жить вдвоем с бабушкой. Та без конца говорила, какая сложная у внучки работа и как Наташа там устает. Я медленно сходил с ума.

Еще через какое-то время Наташа предложила мне серьезно поговорить.

— Хватит, Олег. Надо поставить точки над «i». Мы с Володей хотим жить вместе, а ты нам мешаешь.

— Хотите — живите, — ответил я. — Но от бабушки я никуда не поеду. Я здесь уже привык.

Они махнули рукой и сняли себе квартиру. Мне Наташа иногда закидывала денег и сигарет. Каждый раз она спрашивала, какого черта должна жить в съемной квартире, если у нее есть собственная? Я стоял до последнего, орал, что съезжать не собираюсь и ложиться в постель им придется у меня на глазах.

Я злился и, наверное, все еще ее любил. Кончилось тем, что Наташин жених просто врезал в дверь новые замки и я оказался на улице.

* * *

Первые наркотики… и страна менялась… все чувствовали, что мы живем в совершенно особое время, и разгонялись как можно быстрее. Группы словно соревновались: а вот кто самая быстрая команда на свете? Все стремились играть быстрее… и еще быстрее… фантастически быстро… Скорости достигались просто бешеные. Если сейчас все это слушать, то не понятно даже, где кончается одна песня и начинается другая.