Грешники - [9]

Я п о н ч и к. Слушаюсь.

Япончик ушел.

Картина седьмая

Лопух делается лениво, без желания и огонька, несмотря на призывы Обывателя и висящего над строителями плаката "Даешь лопух!"

О б ы в а т е л ь. Темпы наращивайте! Темпы!

Г р о з н ы й. Трудно дается цветок. Без Комиссара хоть плачь. Нектара выделяется нам мало. Не живем, а существуем впроголодь.

Я п о н ч и к. С Емельяном пропадем. Полуграмотный, вызубрил одни популярные призывы.

О б ы в а т е л ь (в замешательстве). Гадости о товарище Емельяне? Вы же его референт.

Я п о н ч и к. Честно говоря, он неотесанное бревно.

И с т е р и ч к а (Япончику). Провоцируете нас на откровенность, а потом за длинный язык и в каталажку.

Мимо проходит М о л о д у х а.

Я п о н ч и к. Вот--вот насадил он страх в обществе. Выразил протест Партиец и пострадал.

М о л о д у х а (Япончику). Не заносись на повороте.

Я п о н ч и к. Начинаем понимать, что к чему.

Молодуха идет к Историку.

И с т е р и ч к а (с опаской). Браво Япончик.

Молодуха и Историк.

М о л о д у х а. Чем порадуете, уважаемый Историк?

И с т о р и к. Подготовил монографию о выдающемся деятеле товарище Емельяне.

М о л о д у х а. Похвально. Вы избраны академиком. (Пожимает руку Историку.) Получите нектар ученого -- лепесток цветка.

Дает ему лепесток цветка.

И с т о р и к. Признателен вам и лично товарищу Емельяну.

Я п о н ч и к. Зафиксировал бы ты, Историк, что строители разуверились в руководящей и направляющей силе.

М о л о д у х а. С каких пор одесское ворье заботится о людях?

Я п о н ч и к (недовольно). Я никогда не был вором, я был налетчиком на банки, магазины, фирмы и ни разу пальцем не тронул обычного горожанина. Но хочу...

М о л о д у х а (перебивая его). Хочешь расшатать основы общества. Глупость.

Внезапно показался Д ь я в о л.

Д ь я в о л. Дьявольские умыслы неисповедимы.

Дьявол исчез. Появился Е м е л ь я н.

Молодуха, отойдя от Историка, встречается с Емельяном.

М о л о д у х а (Емельяну). Историк--академик написал вашу биографию.

Е м е л ь я н. Пущай включит в нее завтрашний мой юбилей.

М о л о д у х а. Укажу ему.

Он многозначительно поглаживает орден на своей груди.

Е м е л ь я н. Чем обрадуешь ко дню ангела?

М о л о д у х а (неуверенно). Не издать ли указ: "За особые заслуги наградить золотым трудовым орденом"? Позволите?

Е м е л ь я н. Не рассусоливай. Прикалывай.

Молодуха достает из кармана орден и прикалывает к его пиджаку.

М о л о д у х а. Поздравляю.

Е м е л ь я н. Рано. Прицепи еще пару, тогда и поздравляй.

Прикалывает еще один орден.

М о л о д у х а. Ордена кончились.

Е м е л ь я н. Ускорь штамповку наград.

Емельян пошел.

Завернем к Толстому.

Емельян и Молодуха подходят к Толстому.

Приветствую графа.

Т о л с т о й. Мое почтение.

Е м е л ь я н. Р?ман настрочил?

Т о л с т о й. Повесть.

Е м е л ь я н (Молодухе). Поглянь.

Молодуха бегло знакомится с рукописью.

(Толстому.) Давненько не общался с писателями.

М о л о д у х а. Цитирую: "Безрассудные Емелины указания вконец измотали строителей рая". А дальше сквернее: "Невежество, наделенное непомерными правами, поощряет угодничество и льстивые заверения в преданности".

Е м е л ь я н. Наплел. Денно и нощно вкалываю для общего блага, некогда муху согнать с носа. Хам ты, без чинопочитания, а не граф.

М о л о д у х а (Толстому, возвращая рукопись). Гнусный пасквиль.

Т о л с т о й. Зарисовка с натуры.

М о л о д у х а (Толстому). Послушайте суждение Историка.

И с т о р и к. Спасибо вам, родной товарищ Емельян, за то, что вы такой, какой вы есть.

Т о л с т о й. К счастью, правда не подвластна псевдоисторикам. А она такова, что путь в светлое будущее легче одолеть, когда предводитель истинный философ и практик. И тот же путь устлан невинными жертвами, а души переполнены горечью и болью, если поводырь...

Е м е л ь я н (поняв, о ком идет речь). Я -- поводырь? Чуждые мысли, дедок.

Т о л с т о й. Это мысли Маркса. Знаком с Марксом?

Е м е л ь я н. Нет.

Т о л с т о й. А с Энгельсом?

Е м е л ь я н. Да нет же.

Т о л с т о й. Но с Лениным хоть ознакомился?

Е м е л ь я н. Иди ты к черту. У тебя своя компания, а у меня своя. И вообще -- замолкни! Я хозяин общества! Я! Я!!

Емельян уходит.

М о л о д у х а. Скуратов!

С к у р а т о в тут как тут.

С к у р а т о в (Молодухе). Заключить под стражу ерепенистого сочинителя?

М о л о д у х а (Скуратову). Толстого при самодержавии не арестовали, ибо слава его не вмещалась в российских тюрьмах. Определите его на лечение в желтый дом -- старик и образумится.

С к у р а т о в. Товарищ граф, министерство выделило тебе путевочку в загородный санаторий.

Т о л с т о й. Я вам уступаю ту путевку.

С к у р а т о в. Не выкобенивайся. Поезжай. Там и обмозгуешь житье--бытье.

Т о л с т о й. Все течет, все изменяется, но по--прежнему не позволяют быть умнее доморощенного папы римского.

Скуратов уводит Толстого.

Картина восьмая

Кабинет. Негромко звучит гимн Советского Союза. Е м е л ь я н сидит за рабочим столом, млея от ласк и поцелуев М о л о д у х и.

М о л о д у х а (напевая).

"На той кроватке Люся лежала,

На правой ручке Емелю держала".[4]

Е м е л ь я н. Размяк чего--то. Говоришь, в обществе бузят диссиденты.