Грешник - [40]

— Я практикуюсь в том, чтобы быть тобой. Что бы ты никогда не сказал в своем интервью?

Он ответил немедленно:

— «Извините».

Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, что он доволен своим ответом.

— Господи, ты невероятен. Эти фразы просто приходят тебе в голову или ты и вправду представляешь, как бы твои слова смотрелись напечатанными, прежде, чем сказать их?

— Какой суперспособностью это могло бы быть. Типа как облако мыслей?

Я не отступала:

— Ты вообще говоришь что-либо, не думая о том, насколько хорошо это звучит?

— Даже не представляю, зачем бы я в ином случае открывал рот.

— Ага. Знаешь, вся эта чушь, когда журналисты спрашивают, чего ты боишься и ты отвечаешь «ничего», — сказала я. — Это такое вранье.

Коул молчал. Было невозможно сказать, это потому что он рисовал умный ответ в облаке мыслей над своей головой, или потому что делал что-то еще, пока разговаривал со мной, или потому что ему было нечего ответить.

Наконец, он ответил совершенно другим голосом, чем было до этого:

— Это не вранье. Это очень умно. Вот почему я все еще на этой планете. Я удивлен, что ты до сих пор не сопоставила это, с твоими-то мозгами. Это загадка. Типа того, как доставить мой Мустанг из Феникса сюда, не разговаривая с моими родителями. Это паззлы, Изабел, и я думаю, тебе стоит сложить их для меня.

Его голос снова стал нормальным. Чересчур нормальным.

— Я не люблю паззлы, — сказала я ему.

— Это потому что ты сама — паззл, — ответил Коул, — а ты не любишь таких, как ты. Это нормально. Я тоже не люблю других «меня».

Я не поверила ему. Коул отлично ладил с зеркалом.

— Разве у тебя нет домашней работы?

— Эй, это ты мне позвонила.

— Скажи мне, что рассказать миру.

— Скажи им, — начал Коул, но остановился. — Скажи, что я готовлю им подарок. И скажи мне, что станцуешь под него.

Глава 20

 КОУЛ •

Той ночью я вернулся в квартиру слишком уставшим, чтобы беспокоиться. Это был тот тип усталости после того, как закончил что-то, от опустошения самого себя. Это чувство настигало меня и прежде: после модных или дешевых напитков, таблеток, которые замедляют тебя. Но также, как кайф от наркотиков никогда не сможет вполне заменить кайф от создания музыки, вынужденные минимумы никогда не смогут заменить тот настоящий покой, который приходит после творчества.

Если бы я всегда писал альбом, то никогда не был бы несчастлив.

Я завалился на свою кровать, надел наушники и слушал трек на повторе. Было невозможно устать слушать новую песню в первый день после того, как я воплотил ее в жизнь. Я написал Изабел. Я выполнил свое домашнее задание.

Она ответила: проверяю твою работу.

В конце концов, я извлек неидеальную аудиозапись из видеоматериала Ти и использовал ее как скрипучее вступление. Тогда мы сделали более сложную версию с местами жестким оперным пением. Это звучало, как будто мы собирались обернуть все таким образом изначально.

Я был рад, что Изабел проверяла мою работу. Но мне не нужен был кто-то еще, чтобы сказать, что я получил проходной балл.

Я задремал под играющую в моих наушниках песню. Мне снилось, что я дремал под песню в моих наушниках.

Я проснулся от звука открывающейся двери.

Изабел…

Я услышал хриплое хихиканье.

Не Изабел.

Я думал, что закрыл дверь. Я был уставшим, но помнил, как закрывал замок.

Мои наушники зашипели, батарейка в плеере сдохла. Я вытащил их из ушей и услышал еще одно короткое фырканье. Смешки путешествовали в пакетах. Возникло ощущение, что я в воспоминании.

Мои волчьи уши услышали, как кто-то моет руки за стеной. Пахло духами и потом. Свет приблизился.

Трое девушек топлес стояли на территории моей гостиной, пялясь на меня через прозрачную книжную полку из Икеи в моей спальне. На груди одной из них было искусно написано мое имя. «Коул» — на одной. «Клер» — на другой. «Сен-" — маленькими буквами на ее грудной клетке.

— Думаю, вы не туда попали, — любезно сказал им я, не садясь. Это вызвало очередной приступ хихиканья. Они остались в моей квартире. Они остались топлесс. Я остался в постели.

В прежние времена это не стало бы проблемой. Скучающий, возбужденный и под кайфом, я бы развлек их всех, если не себя, а потом бы вырубился на крыше.

Но сейчас я был не только под наблюдением камер, я очень сильно хотел, чтобы Изабел Калпепер продолжала отвечать на мои звонки. Я тяжело и целеустремленно трудился для своей золотой звезды, и ничего в этой ситуации не поможет мне ее достать.

— Я уверен, что закрыл дверь, — сказал я садясь.

Одна из девушек подняла ключ. Она послала мне улыбку на миллион долларов.

Ох, Бейби.

Девушка с моим написанным именем проинформировала меня, что была девственницей.

— Горжусь тобой, — сказал я. Я поднял палец и позвонил Изабел, одним глазом наблюдая за своими полуголыми посетительницами. — Тыковка, Виртуальный Коул при тебе?

— Тыковка, — повторила Изабел.

— Ага. Да. Тыковка, — я встал, радуясь, что уснул полностью одетым.

— Да, но я за рулем. Я совершенно уверена, что меня преследует папарацци. Разве не забавно?

Девушки приблизились шаткой походкой. Они были пьяные в хлам. Каждая камера в квартире запечатлела грудь. Я был так равнодушен, что определено чувствовал себя святым. Я не понимал, как меня могла так убивать одетая Изабел и насколько не заинтересовывают эти девушки.